"Оноре де Бальзак. Принц богемы" - читать интересную книгу автора

- Предоставляют ли вам карету для разъездов но городу?
- О нет! - ответил чиновник.
При этих словах ла Пальферин и находившийся у него приятель встали,
чтобы проводить беднягу, спустились вниз и заставили его сесть в карету, так
как шел проливной дождь. Ла Пальферин все предусмотрел. Он приказал отвезти
чиновника туда, куда тому было нужно попасть. Когда раздатчик милостыни
окончил свой новый визит, он увидел, что экипаж ожидает его у ворот. Лакей
вручил ему написанную карандашом записку: "Карета оплачена за три дня вперед
графом Рустиколи де ла Пальферин, который бесконечно счастлив, что может
таким образом присоединиться к благотворительности двора, предоставляя
крылья для его благодеяний". С тех пор ла Пальферин называет цивильный лист
"листом неучтивости".
Граф был страстно любим некоей Антонией, женщиной довольно легкого
поведения; она жила на Гельдерской улице и понемногу приобретала
известность. Но когда Антония познакомилась с графом, она еще не особенно
"твердо стояла на ногах". Ей не чужда была дерзость прежних времен, которую
нынешние куртизанки довели до наглости. После двух недель безоблачного
счастья Антония была вынуждена, в интересах своего цивильного листа,
вернуться к менее захватывающей страсти. Заметив, что с ним стали
недостаточно искренни, ла Пальферин написал Антонии письмо, которое сделало
ее знаменитой:

"Сударыня! Ваше поведение меня столь же изумляет, сколь и
удручает. Мало того, что своим пренебрежением вы разрываете мне сердце, вы
еще имеете жестокость удерживать мою зубную щетку, которую средства мои не
позволяют мне заменить другой, ибо мои владения обременены долгами,
превышающими их стоимость. Прощайте, прекрасная и неблагодарная подруга!
Надеюсь встретиться с вами в лучшем мире!

Шарль-Эдуард".

Несомненно, это письмо (говоря все в том же макароническом стиле
Сент-Бева) намного превосходит насмешки Стерна в его "Сентиментальном
путешествии". Это- Скаррон без его грубости. Не знаю даже, не сказал ли бы
об этом Мольер, как сказал он о лучшем, что нашлось у Сирано[8]: "Это мое".
Ришелье был не более великолепен, когда писал принцессе, ожидавшей его во
дворе, возле кухонь Пале-Рояля: "Оставайтесь там, моя королева, и чаруйте
поварят". Впрочем, шутка Шарля-Эдуарда менее язвительна. Не знаю, был ли
известен подобный род остроумия римлянам или грекам. Быть может, Платон,
если внимательно вглядеться, и приближался к нему, но лишь в отношении
четкости и музыкальности...
- Оставьте этот жаргон, - сказала маркиза, - такие вещи можно печатать,
но терзать этим мой слух - наказание, мной не заслуженное.
- Вот как произошла встреча графа с Клодиной, - продолжал Натан. -
Однажды, в один из тех пустых дней, когда молодежь не знает, куда деваться
от тоски и, подобно Блонде во время Реставрации, находит выход для своей
энергии и избавление от апатии, на которую ее обрекают заносчивые старики, в
дурных поступках и шутовских выходках, извинительных лишь в силу дерзости
замысла, - в один из таких дней ла Пальферин, постукивая своей тростью по
тротуару, лениво прогуливался между улицей Граммон и улицей Ришелье. Издали