"Оноре де Бальзак. Тайны княгини де Кадиньян" - читать интересную книгу автора

поэмы любви, внушенные истинным чувством. Даниель, сам того не зная, мог
воспользоваться тем, что было подготовлено случаем. От роли наперсника к
роли соперника человек редко переходит без угрызений совести, но д'Артез мог
решиться на этот переход, не совершая преступления. В одно мгновение ему
стала ясна огромная разница между женщинами высшего круга, этими цветами
аристократического общества, и женщинами простыми, известными ему, впрочем,
лишь по одному образцу. И он оказался захвачен врасплох в самых
незащищенных, самых нежных тайниках своей души, своего таланта.
Требования света и преграда, которая воздвигнута была между д'Артезом и
княгиней Кадиньян всем поведением Дианы и (не побоимся произнести это слово)
ее величием, мешали ему в его неистовом и простодушном желании овладеть этой
женщиной. Для человека, не привыкшего уважать ту, кого он любил, было что-то
притягательное в этом препятствии - приманка тем более могущественная, что,
попавшись на нее, он уже не мог выдавать своих чувств. Разговор, вращавшийся
до десерта вокруг Мишеля Кретьена, оказался превосходным предлогом как для
Даниеля, так и для княгини, чтобы вести беседу вполголоса. Темой этой беседы
были любовь, взаимное влечение, прозрение души; она стремилась предстать
перед ним в виде женщины непризнанной и оклеветанной, а он - поскорее занять
место мертвого республиканца. Может быть, этот искренний человек
почувствовал, что уже менее сожалеет о друге? К тому времени, когда на столе
появились, сверкая при свете канделябров, чудеса десерта, прикрытые букетами
из живых цветов, которые разделяли гостей блестящей изгородью, богато
расцвеченной фруктами и сладостями, княгиня решила заключить этот ряд
признаний пленительной фразой, сопровождаемой одним из тех взглядов, от
которых глаза белокурой женщины кажутся темными, и выражавшей ту мысль, что
души Даниеля и Мишеля были души-близнецы. После этого д'Артез примкнул к
остальному обществу, выказав почти ребяческое оживление и приняв фатоватый
вид, достойный школьника. Переходя из столовой в маленькую гостиную маркизы,
княгиня непринужденно оперлась на руку д'Артеза. В большой гостиной она
замедлила шаг и, когда от маркизы, шедшей с Блонде, ее отделило достаточное
расстояние, остановила д'Артеза.
- Я не желаю быть недоступной для друга нашего бедного республиканца, -
сказала она ему. - И хотя я взяла себе за правило никого не принимать, вам
одному на свете я позволю ко мне заходить. Не думайте, что это одолжение.
Одолжения существуют лишь между чужими, а мне кажется, что мы с вами старые
друзья; я хочу видеть в вас брата Мишеля.
Д'Артез мог только пожать руку княгини, не находя иного ответа. Когда
подали кофе, Диана де Кадиньян кокетливым движением завернулась в большую
шаль и поднялась. Блонде и Растиньяк были достаточно тонкими людьми и
слишком хорошо знали свет, чтобы позволить себе выразить малейшее удивление
или просить княгиню задержаться; но г-жа д'Эспар вновь усадила свою подругу,
взяв ее за руку и сказав на ухо: "Подождите, пока пообедают слуги, карета
еще не готова". И она сделала знак камердинеру, уносившему поднос с кофе.
Г-жа де Монкорне поняла, что княгине и г-же д'Эспар нужно о чем-то
переговорить наедине, и, подозвав к себе д'Артеза, Блонде и Растиньяка, она
заняла их одним из тех сумасбродных словесных турниров, в которых так
искусны парижанки.
- Ну, - сказала маркиза Диане, - как вы его находите?
- Это очаровательное дитя, он только что вышел из младенчества. Право,
и на этот раз предстоит, как всегда, победа без борьбы.