"Оноре де Бальзак. З. Маркас" - читать интересную книгу автора

Вслед за веселым карнавалом, для нас, как и для всех студентов,
наступили дни крайней нужды. Все предметы роскоши были проданы; каждый из
нас спустил свой второй сюртук, свою вторую пару сапог, свой второй жилет -
словом, все, что имелось у него в двух экземплярах, кроме своего друга. Мы
питались хлебом и колбасой, мы ступали с осторожностью, мы засели за работу;
мы два месяца не платили за комнату и знали наверняка, что каждого из нас
ждет у привратника объемистый счет, строк в шестьдесят - восемьдесят, на
сумму от сорока до пятидесяти франков. Достигнув нижней квадратной площадки
лестницы, мы уже не держались развязно и весело, а нередко перепрыгивали
через нее одним прыжком, прямо с последней ступеньки на улицу. В тот день,
когда у нас кончился табак для наших трубок, мы вспомнили, что уже несколько
дней перестали намазывать хлеб маслом. Грусть наша не поддавалась описанию.
- Табаку нет, - сказал "доктор".
- Плаща нет, - сказал "министр юстиции".
- А, бездельники! - воскликнул я, повысив голос, - вы вздумали рядиться
опереточными почтарями, переодеваться маскарадными грузчиками, ужинать по
утрам и завтракать по вечерам у Вери, а порой и в ресторане "Канкальская
скала"... А ну-ка, на хлеб всухомятку, господа! Вам следовало бы спать под
вашими кроватями, вы не достойны лежать на них...
- Так-то так, "господин министр", но табаку-то ведь нет, - сказал Жюст.
- Пора писать нашим теткам, нашим матерям, нашим сестрам, что у нас нет
больше белья, что при парижских расстояниях износилось бы за это время и
белье, связанное из проволоки. Разве это не интереснейшая химическая
проблема - превратить белье в деньги?
- Нужно еще прожить до получения ответа.
- Пойду возьму взаймы у кого-нибудь из наших друзей, кто еще не
исчерпал своих капиталов.
- А много ты добудешь?
- Что ж! Десять франков, - ответил я гордо.
Разговор наш происходил в полдень. Маркас слышал его. Он постучался к
нам и сказал:
- Господа, вот табак. Вы мне его отдадите при первой возможности.
Нас поразило не предложение - мы его приняли, - но густота, мощь,
полнозвучность этого голоса. Единственное, с чем можно его сравнить, - это
четвертая струна на скрипке Паганини
- Вы служитель муз, сударь?
- Сохрани меня бог, - ответил Маркас. - Я не был бы тогда так богат.
- Мне думалось, что только поэзия может в наши дни довести человека до
жизни в такой каморке, как наши, - сказал я.
Эти слова вызвали улыбку на желтом лице Маркаса, оно вдруг стало
обаятельным.
- Столь же строго к неудачникам и честолюбие, - сказал он. - Вы только
еще вступаете в жизнь: идите же по проторенным путям. Не стремитесь
возвыситься, вы погубите себя.
- Вы советуете нам остаться тем, чем мы являемся сейчас? - спросил,
улыбаясь, "доктор".
В шутках молодежи есть такое детское, такое заразительное обаяние, что,
услышав слова Жюста, Маркас опять улыбнулся.
- Какие события привели вас к такой жуткой философии? - спросил я его.
- Я опять забыл, что случай представляет собой результат гигантского