"Оноре Де Бальзак. Пьеретта" - читать интересную книгу автора

умершему за год перед тем, было переправлено почтой в Париж г-ну
Рогрону-сыну, владельцу галантерейной лавки на улице Сен-Дени. То было
блестящим доказательством проницательности почты Наследника всегда в
большей или меньшей степени мучит желание узнать, получил ли он все
наследство спорна, не позабыты ли какие-нибудь векселя или тряпье. Казна
умеет разгадать все, вплоть до человеческих слабостей. Письмо,
адресованное умершему старику Рогрону в Провен, должно было неминуемо
возбудить любопытство проживающих в Париже наследников - Рогрона-сына или
же сестры его, мадемуазель Рогрон. Так что казна получила-таки свои
шестьдесят сантимов. И Рогроны, к которым старики Лоррены, вынужденные
расстаться с внучкой, в отчаянии простирали с мольбою руки, стали, таким
образом, вершителями судьбы Пьеретты Лоррен. А потому необходимо описать
их характер и рассказать об их прошлом.
Папаша Рогрон, содержатель провенского трактира, за которого старик
Офре выдал замуж свою дочь от первого брака, был обладателем воспаленной
физиономии, носа в красных жилках и одутловатых щек, разрумяненных Бахусом
наподобие осенних листьев виноградной лозы. Приземистый, тучный,
толстобрюхий, с жирными ляжками и толстыми руками, он был, однако, хитер,
как швейцарский трактирщик, на которого смахивал и внешним своим видом.
Его лицо походило чем-то на обширный виноградник, побитый градом. Он не
блистал, конечно, красотой, но и жена его была не краше. Они представляли
собою прекрасно подобранную супружескую пару. Рогрон любил хорошо поесть,
притом любил, чтобы подавали красивые служанки. Он принадлежал к породе
эгоистов с грубыми замашками, всенародно и бесстыдно предающихся своим
порокам. Алчный, корыстолюбивый и беззастенчивый, вынужденный оплачивать
свои удовольствия, он проедал все доходы, пока не съел своих зубов. Но
скупость свою он сохранил. На старости лет он продал трактир, почти
полностью прикарманил, как мы видели, наследство тестя и, удалившись на
покой, поселился в маленьком доме на площади Провена, купленном за
бесценок у вдовы папаши Офре, бабки Пьеретты. У Рогрона с женой было около
двух тысяч франков дохода, состоявшего из арендной платы за двадцать семь
участков земли, разбросанных вокруг Провена, и процентов с двадцати тысяч
франков, вырученных ими за их заведение. Дом старика Офре был в очень
жалком состоянии, но, расположившись в нем, бывшие владельцы трактира
оставили его таким, как он был; они, как чумы, боялись всяких перемен:
старым крысам по вкусу трещины и развалины. Бывший трактирщик
пристрастился к садоводству и тратил свои доходы на увеличение сада;
Рогрон дотянул его до самой реки, и сад представлял собой длинный
четырехугольник, втиснутый между двух стен и заканчивавшийся площадкой,
усыпанной щебнем. Природа, предоставленная самой себе, могла развернуть у
воды все богатство своей речной флоры.
Через два года после свадьбы у Рогронов родилась дочь, а еще через
два года - сын; в детях сказывались все признаки вырождения - и дочь и сын
были ужасны. Их отдали в деревню кормилице, и домой они вернулись совсем
изуродованные деревенским воспитанием: кормилица, которой платили гроши,
уходя в поле, надолго запирала их в темной, низкой и сырой комнате -
обычном жилище французских крестьян, - и дети по целым часам кричали,
требуя груди. Лица их огрубели, голоса стали хриплыми; они не очень-то
льстили материнскому тщеславию; мать пыталась отучить их от дурных
привычек и прибегала для этого к строгостям, которые, впрочем, казались