"Оноре Де Бальзак. Дочь Евы" - читать интересную книгу автора

мужественно иду г своею дорогой, мирятся со своей нищетою и не прикрывают
ее мишурой.
Мышление женщины обладает невероятной упругостью: от сильного удара
оно сплющивается, кажется раздавленным, но спустя определенное время
принимает прежний вид. "Феликс несомненно прав", - подумала сначала
графиня. Но через три дня она вернулась мыслями к змию, вспомнив то
волнение, одновременно сладостное и жестокое, которое в ней вызвал Рауль и
которого, к своему несчастью, не дал ей изведать Феликс. Граф и графиня
поехали на большой бал к леди Дэдлей, где в последний раз появился в свете
де Марсе, - спустя два месяца он умер и оставил по себе репутацию
крупнейшего государственного деятеля, что, по словам Блонде, было
непостижимо. Ванденес и его супруга опять увидели Рауля Натана на этом
балу, замечательном тем, что на нем присутствовали многие действующие лица
политической драмы, крайне изумленные такой встречей. Это было одно из
первых великосветских празднеств. Залы представляли волшебное зрелище:
цветы, алмазы, сверкающие камнями головные уборы, - все содержимое ларцов
с драгоценностями, все ухищрения туалета были пущены в ход. Салон можно
было уподобить одной из тех нарядных теплиц, в которых богатые
садоводы-любители собирают самые великолепные, редкостные цветы. Тот же
блеск, та же тонкость тканей. Казалось, мастерство человека решило
состязаться с одушевленными творениями. Повсюду белые или пестрые вуали,
словно крылья самых красивых стрекоз; креп, кружева, блонды, тюль,
разнообразные, как причуды энтомологической природы, ажурные волнистые,
зубчатые; золотые и серебряные паутинки; туманы из шелков, цветы, вышитые
феями или взлелеянные плененными гениями; расписанные тропическим солнцем
перья, ниспадающие с надменных головок, как ветви плакучей ивы; жгутами
свитые жемчужные нити; тисненые, рубчатые, узорчатые материи, словно гений
арабесок вдохновлял французскую промышленность. Эта роскошь гармонировала
с красотою женщин, собравшихся сюда как бы для того, чтобы воплотить в
жизнь великолепный кипсек. Взгляд скользил по белым плечам то янтарного
отлива, то блестящим, словно полированным, то атласным, то матовым и
полным, точно сам Рубенс приготовил для них краски, - словом, здесь были
плечи всех оттенков, какие существуют в белизне. Здесь были глаза,
сверкающие, как оникс или бирюза, окаймленные черным бархатом или
золотистой бахромой ресниц; лица разнообразного рисунка, напоминавшие
самые изящные типы женщин различных стран; лбы высокие и величественные,
слегка выпуклые, словно от обилия мыслей, или плоские, как будто в них
гнездилось непобежденное сопротивление. Здесь привлекательной приманкой,
рассчитанной на взоры зрителей, по-разному блистали красотой груди -
высоко приподнятой, во вкусе Георга IV, или ничем не стесненные - по моде
восемнадцатого века, или стянутые, как это нравилось Людовику XV,
показанные смело, без покровов, или же просвечивающие, как на Рафаэлевых
портретах, сквозь складки прозрачных тканей, подарившие славою терпеливых
его учеников. Прелестнейшие ножки, мелькавшие в танце, талии, отдававшиеся
объятиям, притягивали взоры самых равнодушных людей. Рокот нежных голосов,
шелест платьев, лепет, шуршание вальса причудливо аккомпанировали музыке.
Казалось, палочка феи управляла этим дурманящим волшебством, этой мелодией
ароматов, этими радужными отблесками в хрустале, где, отражаясь, искрились
огни свечей, этими картинами, многократно повторенными в зеркалах. Для
этой выставки красивейших женщин и туалетов служила фоном черная толпа