"Джеймс Грэм Боллард. Ноль" - читать интересную книгу автора

беседах с друзьями, женой или священником, не нашли бы в подобном катарсисе
ничего нового, однако для меня, ведущего уединенную жизнь, его проявление
стало крайне острым переживанием.
С этого дня я взял за обычай ежевечерне, сразу по возвращении домой
составлять краткое перечисление беззаконий, содеянных Ранкиным, анализируя
попутно его мотивы и даже предвосхищая унижения и оскорбления, ждущие меня
назавтра. Эти последние я излагал в свободной повествовательной манере, не
отказывая себе в определенных вольностях, вводя воображаемые ситуации и
диалоги, служившие единственной цели: по возможности ярко высветить гнусное
поведение Ранкина и мое едва ли не стоическое терпение.
Облегчение пришлось весьма кстати, ибо как раз в эти дни нападки
Ранкина усилились против прежнего. Он вел себя предельно оскорбительно,
критиковал мою работу в присутствии младших сотрудников и даже откровенно
грозил подать на меня докладную в правление. Как-то в конце рабочего дня он
довел меня до такого бешенства, что мне стоило огромного труда не
наброситься на него с кулаками. Я поспешил домой и прямо с порога бросился к
хранившимся в сейфике запискам, единственному для меня источнику облегчения.
Летающим по бумаге пером я исписывал страницу за страницей, наново переживая
в своем рассказе прискорбные события дня, а затем перешел к завтрашнему,
решительному противостоянию с Ранкиным, кульминацией коего станет
вмешательство рока, нежданно спасающее меня от верного, как казалось уже,
увольнения.
Вот как заключил я свой рассказ:

А назавтра, вскоре после двух часов пополудни, Ранкин, расположившийся,
по своему обыкновению, на лестничной площадке седьмого этажа, чтобы
высматривать, кто из сотрудников опаздывает на рабочее место после
обеденного перерыва, чересчур перегнулся через перила, потерял равновесие,
упал в пролет и насмерть разбился о кафельный пол вестибюля.

Описание воображаемой сцены на бумаге казалось весьма слабым
восстановлением справедливости, ибо в тот момент я и представить себе не
мог, сколь неправдоподобно могущественное оружие вложила судьба в мои слабые
пальцы.
На следующий день, возвращаясь с обеденного перерыва, я с удивлением
увидел целую толпу, сгрудившуюся у входных дверей нашей фирмы; чуть поодаль
стояла полицейская машина с мигалкой. Когда я протолкался ко входу, из
здания вышли полицейские, расчищавшие дорогу двоим санитарам с накрытыми
простыней носилками, на которых угадывались очертания человеческого тела.
Лица человека на носилках не было видно; из реплик собравшихся зевак я
понял, что кто-то умер. Затем появились двое управляющих нашей фирмой, на их
лицах читалось потрясение.
- Кто это? - спросил я случившегося рядом рассыльного.
- Мистер Ранкин, - прошептал мальчишка, указывая на лестничный
колодец.- Он перевалился через перила седьмого этажа и упал прямо вниз.
Ударился с такой силой, что даже расшиб одну из этих больших плиток, которые
у лифта...
Он болтал что-то еще, но я не слушал, оглушенный и потрясенный духом
смерти и насилия, витавшим в воздухе, подобно клубам удушливого дыма. Скорая
помощь отъехала, толпа рассеялась, управляющие вернулись в кабинеты,