"Джеймс Грэм Боллард. Империя Солнца " - читать интересную книгу автора

похожий на ударившегося в разбой профессора, и устало смотрел на желтый
огонек настройки - этакий золотой зуб на благородном, из красного дерева,
лице приемника. На расстеленной поперек ковра карте уже была отмечена новая
линия обороны, на которую отошла Красная Армия. Отец прошелся по ней
безнадежным взглядом: судя по всему, российские просторы поражали его ничуть
не меньше, чем Джима - миниатюрность комнаты Френкелей.
- К Рождеству Гитлер будет в Москве. Немцы по-прежнему наступают.
Мама, в костюме Пьеро, стояла у окна и глядела в стальное декабрьское
небо. Вдоль улицы проплыл длинный волнообразный хвост китайского похоронного
змея; голова с жуткой яростной улыбкой заглядывала в окна европейских домов,
то и дело теряя ветер и ныряя вниз.
- В Москве сейчас, наверное, идет снег. Может, хоть погода их
остановит...
- По разу в каждые сто лет? Честно говоря, надежда слабая. Вот если бы
Черчиллю удалось уговорить американцев вступить в войну...
- Пап, а кто такой Генерал Грязь?
Отец поднял голову: Джим стоял в дверях, в синем бархате, похожий на
волонтера-пехотинца, готового в любой момент отправиться на помощь русским;
за его спиной ама, как оруженосец, держала в руках воздушку.
- Нет, Джейми, только не ружье. Сегодня оно ни к чему. Возьми лучше
самолет.
- Ама, положи на место! Убью!
- Джейми!
Отец, оторвавшись от приемника, развернулся в его сторону, - вот-вот
ударит. Джим встал рядом с матерью и застыл, выжидая. Носиться по Шанхаю на
велике - это одно дело, но дома он старался держаться поближе к маме. Она
была женщина тактичная и умная, и Джим уже давно решил про себя, что главный
смысл ее жизни состоит в том, чтобы ездить на вечеринки и помогать ему
делать домашние задания по латыни. Когда ее не было дома, он часами
блаженствовал у нее в спальне, смешивая духи из флакончиков и лениво
перелистывая фотоальбомы. На фотографиях она была молоденькая, еще до
свадьбы: кадры из немого фильма, в котором она сыграла роль его старшей
сестры.
- Джейми! Не смей так говорить... Ни ама, никого другого ты не убьешь.
Кулаки у отца разжались сами собой, и Джим вдруг понял, что тот очень
устал. Джиму часто казалось, что отец, придавленный угрозами в адрес фирмы
со стороны коммунистических профсоюзов, работой в Ассоциации британских
подданных, страхами за Джима и за жену, держится из последних сил. Когда он
усаживался слушать новости, его клонило в сон. И вообще в последнее время
между родителями вспыхнула такая страстная привязанность, какой он раньше за
ними не замечал. Отец, конечно, иногда на него сердился, но при этом с самым
неподдельным интересом старался вдаваться в малейшие его дела, так, словно
действительно верил в то, что помощь сыну в постройке авиамодели куда важнее
всяких войн. Впервые в жизни его совершенно перестали интересовать
полученные Джимом в школе оценки. Он постоянно пичкал Джима какими-то
странными сведениями - о химическом составе искусственных красителей, о том,
как компания планирует переустроить систему соцобеспечения для китайских
рабочих, о той школе и о том университете, в которые Джим поступит в Англии
после войны, и о том, как Джим - если он, конечно, сам этого захочет, -
сможет стать врачом. Он говорил с ним как со взрослым, так, словно