"Джеймс Боллард. Здесь было море" - читать интересную книгу автора

огромную естественную ванну - аллювиальную равнину, на которой стоял город.
Дальнюю сторону гигантского кольца венчал белесый каменный выступ -
сложенный меловыми пластами холм.
Хотя городская панорама мешала разглядеть подробности, Мейсон признал в
нем тот самый мыс, что высился неприступной цитаделью над штурмующими
склоны волнами: взлетев, пышные султаны брызг нехотя никли, возвращаясь в
родную стихию с почти гипнотической неспешностью. Ночью он казался выше...
мрачный, не тронутый временем бастион, грудью встречающий море. Однажды
вечером, пообещал себе Мейсон, он непременно отправится к холму - чтобы
пробудиться от грохота волн на его вершине.
Вильнув, его объехал автомобиль, и человек за рулем бросил удивленный
взгляд на чудака, пялящего глаза на город, стоя посреди проезжей части. Не
желая усугублять свою здешнюю репутацию довольно эксцентричной персоны
(да-да, этот необщительный умник, муж очаровательной, но - ах -бездетной
миссис Мейсон), он свернул на бульвар, параллельный кольцевой гряде
водораздела, и медленно двинулся к далекому холму, время от времени пытаясь
разглядеть внизу, в котловине, следы деятельности потопа. Нет, ни
поваленных фруктовых деревьев, ни покореженных автомашин... а ведь вся
округа побывала под бурлящей водой.
Хотя море впервые показало себя всего три недели назад, за это время
Мейсон окончательно убедился в полной достоверности происходящего. Он
усвоил, что ночное появление и последующее стремительное отступление моря
не оставляет на сотнях поглощенных им домов ни малейшего следа, и перестал
беспокоиться о тысячах утопленников, которые - предположительно продолжали
мирно спать в огромной, жидкой морской колыбели... пока сам он глядел на
сияние волн над городскими крышами. И однако, невзирая на явный парадокс,
его убежденность продолжала крепнуть - и наконец вынудила рассказать
Мириам, как однажды ночью, разбуженный звуками прибоя, он выбежал на улицу
и встретился с морем в соседних проулках.
Жена понимающе, чуть снисходительно улыбнулась странной фантазии -
наглядной иллюстрации странности его замкнутого внутреннего мира. Однако
три ночи спустя Мириам проснулась как раз в тот момент, когда он,
вернувшись, запирал дверь на замок, и вид Мейсона - встрепанного, потного,
с трудом переводящего дыхание, напугал ее не на шутку, так что весь
следующий день она, вздрагивая, украдкой косилась в окно. Впрочем, страшило
Мириам не столько само видение, сколько абсолютное, необъяснимое
спокойствие мужа перед надвигающимся апокалипсисом собственной личности.
Утомившись прогулкой, Мейсон присел на низкий декоративный барьерчик,
укрытый зарослями рододендронов, и несколько минут бездумно ворошил
прутиком сухой белый песок, поблескивающий у ног. Бесформенный, пассивный
минерал -однако же излучает что-то вроде странного, концентрированного
внутреннего света... что-то, роднящее его с ископаемой ракушкой.
Впереди дорога, повернув, ныряла вниз, уходя к равнинным полям, и на фоне
ясного неба вздымался - уже заметно ближе - меловой отрог в кружевной
мантии зеленого дерна. У вершины Мейсон углядел подсобный вагончик,
ограждение, воздвигнутое вокруг темной дыры пробитой шахты, и кучку
крошечных человечков, суетящихся у металлической конструкции подъемника.
Что там происходит, хотелось бы знать? Наблюдая, как миниатюрные рабочие
один за другим исчезают в шахте, Мейсон пожалел, что отправился пешком, не
догадавшись воспользоваться автомобилем жены.