"Гонсало Торренте Бальестер. Дон Хуан " - читать интересную книгу автора

окружало меня, и тому, что у меня появилась надежда на надежду.
- А вы заметили, что в том доме до вас и, возможно, так же, как вы,
побывали другие женщины?
- Нет! - ответила она недоверчиво, широко раскрыв заплаканные глаза.
- Сегодня вечером я провел там пару часов. Один. Я не доверяю всяким
таинственным ощущениям, но тут могу утверждать: мне явились - как именно, не
сумею описать или определить, - разные женщины, я почти что слышал их, мог
коснуться, и вы были среди них. Войдя сюдя, я словно узнал вас, но, честно
признаюсь, в этой комнате вы показались мне иной, более обычной.
- В собственном доме я никогда не жила так, как жила в его квартире.
Тот дом стал для меня храмом. Когда я оставалась там одна, я творила нечто
вроде молитвы, видимо, я именно молилась. - Замолчав, она сделала несколько
шагов в глубину комнаты и остановилась в самом темном месте. - Вчера он
повез меня к себе. И говорил много часов подряд, не знаю сколько, потому что
заснула, видно, он захотел, чтобы я заснула. Утром я проснулась одна. И, как
всегда, не нашла в этом ничего особенного. Я ждала его. Кажется, что-то
поела, а может, не ела ничего, я бродила словно в беспамятстве. Он вернулся
ближе к полудню, сказал "Привет!" и сел за рояль. Я слушала. Он не
произносил ни слова, только играл, играл, а я чувствовала, как музыка
обволакивает меня. Осязаемая, пронзающая насквозь музыка. Ах, на самом-то
деле она была вульгарной и невероятно знакомой, но тогда я воспринимала ее
по-особому. Я чувствовала, как неспешные и трепетные волны подкатывают к
моему телу, накрывают меня, проникают внутрь, зажигают что-то внутри, это
что-то разгорается, обжигает, затягивает мое притихшее "я" в черный огонь. В
душе моей открылись мрачные каналы: под воздействием музыки я входила в них,
бежала по ним, ступала уверенно и незряче - незрячие глаза и хмельная кровь,
пылающая кровь; я словно восходила на вершину горы, и царивший там
непроглядный мрак пугал меня и манил; я восходила к вершине, которая выросла
у меня внутри, - там сливались воедино блаженство, Вечность и Ничто. И я
достигла вершины - задыхающаяся, истерзанная. Постепенно мои нервы потеряли
чувствительность и начали вибрировать, как струны рыдающей гитары, пока сама
я, уже коснувшись руками Ничто, не сделалась целиком музыкой и рыданием - в
готовности разбиться последним гибельным аккордом. Все. Это был предел. Я
уже не пылала, уже не слышала тока крови, и то, чего я невольно ожидала
вдруг обрушилось на меня непередаваемым, бесконечным наслаждением. Это был
первый настоящий сексуальный опыт в моей жизни, и я приняла его ошеломленно
и самозабвенно, отдалась ему целиком, словно бросившись в пропасть. Когда
наваждение рассеялось, музыка звучала по-прежнему, все так же обволакивала
меня, обнимала своими длинными безжалостными руками. Но все уже стало
другим. Я стояла перед ним голая. Я опустила руку ему на плечо и сказала:
"Иди же". А он перестал играть, взглянул на меня, улыбнулся и ответил: "Для
чего? Оденься". И только услышав его слова, я вдруг обнаружила, в каком я
виде, хотя не помнила, кто меня раздел. Вихрь утих, и я пришла в себя, но
желание еще было сильнее меня, я повторила: "Иди". Он не ответил. Он снова
начал играть и засмеялся. Я почувствовала стыд, непередаваемый стыд,
унижение, но страсть продолжала клокотать в венах. Я снова кинулась к нему.
Кажется, закричала, умоляя: "Иди же!" Он взглянул на меня. Впервые за два
долгих месяца он снял темные очки, и я разглядела его глаза - насмешливые,
холодные, но только вот смеялись они вовсе не надо мной, смотрели вовсе не
на меня, а на то, что находилось где-то сзади, бесконечно далеко. И я тотчас