"Дмитрий Балашов. Святая Русь (Книга 2, части 5 - 6) (Государи московские; 7)" - читать интересную книгу автора

Кирилл метнул на него тяжелый взгляд из-под лохматых бровей, провел
плечом:
- А кому хошь! Хошь хлебу печеному, хошь хмелю твореному!
- Тьфу, Господи! Вечно с тобою, Кирюша, нагрешишь! - возразил гость,
отступая за порог, но все еще держась за дверную скобу в надежде уговорить
хлебника.
- Дак ты чего хошь? - распрямляясь и отряхая пот с чела тыльной
стороною руки, выговорил Кирилл. - Бога славить али брюхо править?
Монах, понявши наконец, что ему ничего тут не обломится, в сердцах
хлопнул дверью.
- Хлеб, вишь, в слободе у лихих женок на брагу меняют! - пояснил
Кирилл. - Почто келарь и держит таковых! Бегают межи двор, от монастыря к
монастырю! А в народе ропот: мол, церковные люди на мзде ставлены, иноки
пьют да блуды деют! А там уж и таинства нелюбы им, по то и ересь цветет,
аки крин сельный, или лучше изречь, аки чертополох!
Сергий смотрел молча, чуть улыбаясь, как Кирилл, избавясь от
докучливого брата, ловко сотворяя ковриги несколькими ударами ладоней из
кусков теста, кидает на деревянной лопате сырые хлебы в горячую печь.
- Праведности нет! Я бы таких и вовсе расстригал! Позорят сан! -
сердито выговаривал Кирилл, не прекращая работы. - Князю что? Крестьян
беречь! Смердов! На хлебе царства стоят! Осироти землю, и вся твоя сила на
ниче ся обратит! Князь судия! Пастырь! Должен беречи всякого людина от
пиянства во первой након! Такожде от разбоев, от доносов лихих: христиане
суть, дак один бы другого не виноватили! И от судей неправедных, что
приносы емлют без меры! Лихвы бы не брали в суде! Вот главные дела княжие!
Пасти народ! А вышнему, тому же князю или там вельможе, боярину, кто
указует неправду его? Кто блюдет, исповедует, кто должон и вразумити
порой? Инок! Дак разве такой - вразумит?! - почти выкрикнул Кузьма, вновь
обрасывая со лба, вымазанного печною сажею, капли пота.
Сергий любовал взором расходившегося Кузьму-Кирилла, постигая, что
Кузьма гораздо свободнее тут, в посконине, в жаре и дыму трудной работы
поваренной, чем был в должности казначея у Тимофея Васильича Вельяминова,
когда носил бархаты и зипуны тонкого сукна, а вкушал изысканные яства
боярской трапезы, но был опутан тысячью нитей сословного чинопочитания.
Гораздо свободнее! И что эта свобода - которой не хватало Кузьме доднесь -
важнее для него всякого зажитка, утвари, почета, даже славы мирской (что
Сергий знал и по себе самому слишком хорошо!), и что эта свобода позволит
ему отныне как с равными говорить и со смердами, и с великими боярами
московскими, и даже с князьями, и уже этой свободы своей, оплаченной
отказом от всей предыдущей жизни, Кузьма, ставший Кириллом, уже ся не
лишит никогда. Знал и тихо радовал сему, даже не очень внимая словам
рассерженного инока.
Скрипнула дверь, тяжко отлепляясь от забухшей сырой ободверины.
Старец Михаил, духовный наставник Кирилла, со свету плохо различая, что
творится в хлебне, спускался по ступеням, ощупью нашаривая круглую
нетесаную стену хоромины и края широкой скамьи. Только тут, сойдя уже в
полумрак хлебни и обвыкнув глазами, Михаил узрел игумена Сергия. Старцы
облобызались.
В монашестве, как и в любой среде, подчиненной духовному, существует,
кроме всем известной и внятной иерархии: игумен, келарь, епитром,