"Дмитрий Балашов. Похвала Сергию (Исторический роман)" - читать интересную книгу автора

взором, и женат был, казалось, счастливо: на дочери всесильного тогда
Михаила Черниговского (позже убитого в Орде и причтенного к лику святых
ради мученической кончины своей). Василько и сына успел оставить по себе,
и сыну оставил Ростов, по счастью не разоренный татарами.
Почто бы и тут, даже и уступив граду Владимиру, даже и после Батыева
нахождения, не подняться Ростовской земле? Лежала она - тот удел, что
заповедал и передал детям князь Константин, - на Волге, от Углича до
Ярославля, и, переплеснувши в Заволжье, далеко уходила на Север, к самому
Белоозеру (и град тот древний такожде принадлежал Ростову), в места
глухие, необжитые, богатые зверем, рыбой и всяким иным обилием. Было куда
расти, было где и укрыться от иных гостей непрошеных, было куда ходить
дружинам, было где и пахать нивы, сеять хлеб, ставить села, рубить города.
Да ведь именно туда, к северу, шагнула Русь, прежде чем, укрепившись в
череде веков, обратным всплеском излиться в татарские степи! Но ни князья,
ни бояре ростовские не нашли в себе сил для многотрудного и долгого деяния
- освоения новых земель на Севере. (Так же, как не нашли в себе сил для
защиты града Ростова от нахождения Батыева.)
Дети Константина поделили отцову отчину на три части. Васильку
достался Ростов с Белоозером, Всеволоду - Ярославль, младшему, Владимиру,
- Углич. Углич позднее, за бездетностью своего князя, воротился в волость
Ростовскую. Иная судьба постигла Ярославль. Тут тоже, на детях Всеволода,
прекратилось мужское потомство, и Ярославский удел должен был воротиться
Ростову. Оставалась там властная вдова Всеволода, Марина, дочь Олега
Святославича Курского, княгиня древних кровей, гордая родословием и
прежнею славой, с трехлетнею внучкой на руках, Марией, Машей. И Машину ли
судьбу, судьбу ли земли решая, - а паче всего вопреки ближайшей ростовской
родне, отыскала Марина Ольговна стороннего жениха для подросшей Маши,
смоленского князька, Федора Ростиславича Чермного, молодого красавца и
честолюбца, отодвинутого братьями на маленький Можайский удел. Ему и
досталась девочка-жена с городом Ярославлем в придачу.
О чем думала, на что надеялась престарелая Марина? Позже (слишком
поздно уже!) пыталась отделаться она от смоленского зятя, затворив перед
ним ворота Ярославля и объявив князем сына Маши и Федора, отрока
Михаила... Тщетно! За плечами Федора Чермного уже стояла неодолимая помочь
Орды. Прожив несколько лет в Сарае, он успел очаровать дочь самого хана
ордынского, Менгу-Тимура, и женился на ней, как осторожно сообщает
предание: <после смерти первой жены> - Маши. Кончилось тем, чем и должно
было окончиться. Федор, как кукушонок в чужом гнезде, уморив
сына-соперника и приведя татарскую жену, начал свой, новый род ярославских
князей, навек оторвав богатый Ярославль от обширного Ростовского
княжения...
Ростовский дом, до смерти своей в 1217 году, вела вдова Василька,
Мария Михайловна, дочь замученного черниговского князя. Изящная,
подсушенная временем, <вожеватая>, с древнею родословной, еще более
породистая, чем Марина Ольговна, гордая мученическим ореолом отца (а был
Михаил при жизни и лих, и нравен, и тяжек зело!). Все силы потратила она,
чтобы поддерживать внешнее благолепие и блеск ростовского княжеского дома.
А сын, Борис Василькович, мягкий, изящный и слабый духом, навек испуганный
убийством деда в Орде, на то только и годился, чтобы радушно и хлебосольно
принимать знатных гостей. Второй сын, Глеб, был посажен на Белоозере. Оба