"Григорий Бакланов. Входите узкими вратами" - читать интересную книгу автора

Замоскворечье. Незнакомый двор, в котором я никогда в своей жизни не
был. Серый, обшитый тесом, даже не серый, а черный от времени и дождей
двухэтажный дом-развалюха на снегу. Угол обит ржавым железом. Снег до
подоконника. В темноте сеней я потянул на себя дверь, попал в темноту, в
запах керосиновой копоти. Еще дверь в стене на ощупь. Толкнул, потянул на
себя. От окна, от света, который она заслоняла, обернулась ко мне моя тетка
Берта Григорьевна, я не лицо ее узнал, силуэт. Я стоял в шапке, в шинели, в
сапогах, как мог бы стоять в двери ее сын, если бы вернулся он, а не я.
Что-то она вскрикнула, заплакала, помню только, мне нужно было согнуться,
чтобы обнять ее. А вещмешок на горбу не давал закрыть дверь, и уже какие-то
люди, соседи толпились там, смотрели на нас. И ступить было некуда: плита,
стол кухонный перед окном, топчан по стене, по другой стене кровать,
изголовьем в тот самый обитый железом угол, который насквозь промерзал, а
между столом, топчаном, плитой и кроватью, как в колодце, двум человекам
стать негде, одному тут же надо садиться. И я сел и первым делом начал
доставать из вещмешка что там было: ненужный броневик, остатки продуктов. Со
всех войн всегда возвращались с подарками, а мне и подарить было нечего. Я
был сейчас единственный мужчина в семье, я ехал из-за границы...
Тут я вспомнил: я же за все дни, за всю дорогу ни разу не получал по
продовольственному аттестату. Печенье, хлеб, сало, сахар, консервы - это же
страшно много всего. Я не стал ждать, когда вернется сестренка из
музучилища, к ее приходу я хотел все уже привезти.
Какая-то озябшая личность сопровождала меня через всю Москву: он
подрядился на обратном пути поднести чемодан, поскольку чемодан будет
тяжелым, да я и города не знал. Он трясся с утра не от мороза, с похмелья,
он жаждал и меня торопил. Мы пересаживались с трамвая на троллейбус, опять
на трамвай - все это он соображал и выгадывал. Прибыли наконец, встали в
очередь, достоялись. Но продпункты своих долгов не помнят и не возвращают
никогда: не получил - не получишь. А я этот простой закон забыл. С буханкой
хлеба и двумя банками консервов в чемодане - они перекатывались там, и в них
что-то булькало - я возвращался через всю Москву: с трамвая на троллейбус и
опять на трамвай. Когда уже дома вскрыли банку, оказались там потроха в
бульоне. Но это ли потери после того, что унесла война.
Все как-то мчалось радостно, наспех. И через два дня вместе с моей
сестренкой мы шли в компанию встречать Новый год. Встречали его вскладчину,
и я, свалившийся в последний момент, нес свою долю под мышкой - бутылку
шампанского и колбасу, купленные в коммерческом магазине, были тогда такие
магазины, где все можно было купить по дорогой цене.
Ее старший брат Юра, студент философского факультета, погиб в сорок
втором году.
И мой старший брат Юра, студент исторического факультета МГУ, командир
орудия на фронте, погиб осенью сорок первого года. Мы еще хотели бежать к
нему с моим школьным другом Димкой, нас не призывали в ту пору, и я написал
ему письмо, спрашивал, как найти его часть: если воевать, так вместе. Он
успел ответить. Не надеясь отговорить меня, он писал, что посоветовался с
комиссаром и тот советует нам идти в училище и уж тогда, после училища...
Авторитет неведомого комиссара, как ни странно, повлиял на нас. Это письмо я
получил, когда Юры, по-видимому, уже не было в живых. Он не хотел, чтобы мы
тоже попали в ту страшную мясорубку сорок первого года, он видел, что
происходит на фронте, и сделал последнее, что мог: оттуда, с того света он