"Григорий Бакланов. Входите узкими вратами" - читать интересную книгу автора

И вздыхал.
Мы набились в машины, расселись на скамейках, ждали, когда наконец
тронемся, а они стояли внизу, мать и отец Бабичева, очень старые оба,
провожали нас от ворот кладбища, как от своих собственных ворот. И опять мы
мчались по городу, все смотрели на нас, мы это чувствовали, и нам хотелось
мчаться. Нас было два полных грузовика - шестой класс "Б" и школьный
оркестр, - а до второй мировой войны и до нашей Отечественной, к которой мы
все подрастали, и второгодники, и отличники, оставалось уже немного. Я и
сейчас вижу эти два грузовика, мчащихся по городу, полных ребят, гордых тем,
что на них смотрят, как они возвращаются с похорон.
Людям не дано в начале жизни заглянуть в ее конец, и хорошо, что не
дано, никому не надо заранее знать свою судьбу.
Бабичев умер отдельной от всех смертью, это была первая смерть в нашем
классе, а класс тогда означал больше, чем поколение, такими отвлеченными
категориями мы еще не мыслили. Потом началась война и длилась долго, и
как-то на четвертом году войны, в конце августа, ночью, в пыльных сапогах, в
ремнях, в пилотке, со звездочками на погонах, сидел я со своими солдатами на
бахче, старшим над ними и очень молодой. И два румынских крестьянина в
высоких бараньих шапках сидели с нами. Они что-то говорили и кивали своими
шапками, и мы что-то говорили, при этом то один из них, то другой подкатывал
ко мне по сухой земле арбуз, светлый ночью. Ничего мне не вспоминалось в тот
момент: ни про Румынию, ни про румынских крестьян.
По праву старшего я втыкал свой нож в арбуз, и он, слабо треснув,
распадался на две сахарных половины. А за бахчой во тьме стояли наши пушки,
которые мы тянули сюда по горам, где и вьючные лошади оскользались; когда
ветер дул с той стороны, наносило от тракторов запах керосина.
Шел сорок четвертый год двадцатого столетия, так богатого войнами. В
этом столетии я прожил уже двадцать лет. Я не знал тогда и не мог знать, что
из всего нашего класса, из тех ребят, что пошли на фронт, мне единственному
суждено было живым вернуться с войны.

БУРКИ

Сколько помню себя, почему-то с самого детства хотелось мне бурки.
Белые фетровые, с тупыми коричневыми кожаными носами и такими же кожаными
задниками. А от носка вверх и от задника вверх узкие кожаные ремешки,
прошитые по всей длине.
Такие высокие, выше колен фетровые бурки, дважды отвернутые - сначала
вниз, а потом опять вверх, - у нас в Воронеже носили немногие, но все они
как-то очень уверенно ставили ногу, твердо ступали по земле. Было время
твердых людей.
Возможно, они мне и нравились. Но хотелось мне бурки. Прошло много лет,
прошла вся война, и вот уже после войны случилось так, что я надел
специально по моей ноге сшитые бурки. И даже походил в них по комнате,
прошелся по полу, глядя себе на ноги.
Но прежде надо рассказать историю самих бурок. В Австрии, когда еще шли
бои, один мой разведчик приволок белую фетровую полость, говорил, что нашел
ее в брошенном разбитом доме, не пропадать же, мол, добру. И будто бы в этом
доме жил какой-то сбежавший фашист, он даже показывал его ордена. Никогда я
не притрагивался к чужим вещам, пусть они сто раз брошены. Еда - другое