"Григорий Бакланов. Кондратий" - читать интересную книгу автора

Прочел он письмо в обед, сидя за сараем, подальше относя от глаз:
читать он мог пока еще без очков. Прочел, снова прочел. Писали, будто глаза
отводили. И не мог понять, в кого у них сердца такие каменные. Сына убогого
и того упомянули для приличия.
Войдя в дом, молча положил конверт на стол. Старуха увидела и слезами
омылась.
Сколько раз она перечитывала письмо, одному Богу известно: читает, и
губами шевелит, и шепчет про себя. Она и внуку читала вслух, сядет рядом с
ним на порожках: "Вот про тебя мама с папой спрашивают..." Все же не
выдержала:
- Отец, много ли нам жить осталось? Ну в чем, чем я такая перед тобой
виноватая?
Ты бы хоть пожалел меня. Виновата - прости. Неужели всей жизнью нашей
прожитой я не отслужила тебе?
И жалость непрошеная шевельнулась было в сердце. Но сдержал себя.
Уходил он рано: летом в поселке работы много. А тут еще взялся сложить
гараж. В конце их улицы профессор купил машину, стояла она во дворе
новенькая, для нее и потребовался гараж, запирать на ночь, пока не увели.
Вдвоем с парнем залили они ленточный фундамент, оставалось стены вывести да
крышу накрыть. Материал весь завезен, прислоненные к деревьям, стояли ворота
гаражные, сварные. И парень попался непьющий, здоровый: с Украины приехал на
заработки. Они замесили раствор, работа пошла споро: парень подносил, он
клал. Не кирпич, блоки литые, шлаковые; по рейке да по отвесу стена быстро
росла. Была она ему уже по грудь, увидел, Лайка вертится снаружи,
поскуливает, она будто звала его, проникнув внутрь, дернула зубами за
штанину. Он рейкой замахнулся на нее.
Обычно, как бы рано ни уходил он, старуха успевала молча подать
завтрак. Этот раз она что-то заспалась. Ночью слышал, как она вставала,
шаркающие ее шаги в той комнатке, где она спала с внуком. Но, наломавшись за
день, он спал крепко. И утром ушел, выпив молока натощак.
Лайка крутилась, мешая работать, убежит и снова вернется, ему стало не
по себе.
Но они как раз недавно сделали второй замес, нельзя было оставлять его,
не выработав: закаменеет. К обеду, часам к двенадцати, доскребли последний
раствор, парень остался вымыть мастерок, лопаты, и, когда старик шел домой,
Лайка бежала впереди: отбежит, оглянется на него, подождет и снова бежит.
Старуха лежала на спине, будто спала. Но ни храпа, ни дыхания ее не
было слышно.
Рот открыт, губы синие, по ним ползали мухи.
- Аля! - позвал он, отогнав мух.
Нет, не дрогнули полуприкрытые веки, не поднялись. Тускло блестели
притененные белки глаз. Она была уже холодная, и отвердели складки желтой
колеи, придавленные подбородком. И такая седая, какой он ее никогда не
видел.
"Что ж ты!" - упрекнул он, согбенно сидя около нее на табуретке. Все
слова, которых не дождалась она при жизни, мысленно говорил он ей теперь. А
на крыльце мычал, возился неразумный их внук.
Когда старик оглянулся, все вокруг словно другим стало. За что браться,
как без нее жить, он не знал. Накрыл полотенцем лицо, чтобы мухи не
садились, и опять сидел, опустив руки. Встал, пошел за чем-то, а за чем