"Григорий Бакланов. Карпухин" - читать интересную книгу автора

кресле, спиной к нему, не смея повернуться.
Молчал Овсянников долго, словно судьбу его взвешивал на весах, и ждать
было невыносимо. А когда заговорил, голос, против ожидания, был печален и
мягок:
- Вам, наверное, показалось, что это одно из тех дел, которым суждено
прошуметь и войти в учебники? А это обычное дело, ясное уже с самого начала.
Третий раз судят преступника - и все не виноват! Да не бывает так, вы уж
опыту моему поверьте. Раз не виноват, два не виноват, а чтоб и третий раз
все безвинно - не бывает! Я понимаю, вас увлекла идея защитить невиновного,
одному пойти против всех. А как уж она возникла, идея-то эта, сразу и факты
сами под нее выстроились. Вот ведь что! Вы не думайте, что я не понимаю. Я
понимаю: вы, молодой человек, пришли ко мне, рискуя навлечь на себя
неприятности, быть может, выговор получить. Что ж греха таить, бывает и так,
что свой выговор дороже чужой жизни. А вы вот не побоялись. Я это понимаю и
ценю. Только идея ваша, сама по себе правильная, к этому случаю неприменима.
Вам защищать хочется? Защищайте! Только того, кого следует. Защищайте не
преступника от справедливой кары, а общество от преступника. Вот что нам с
вами доверено. И в этом наш высокий гуманизм.
В маленьком городе этом, где телефоны стояли главным образом в
учреждениях, а остальные, личного пользования, все были наперечет, так что
абонентов вызывали не по номерам, а просили телефонистку: "Соединика меня,
Маша, с Петром Васильевичем", любая новость тем не менее распространялась с
быстротой мысли, на какую современная техника пока еще не способна.
Никонов только вышел от прокурора, так что захоти Овсянников, и то не
успел бы никому ничего сказать, а в городе уже все знали.
Пройдя не больше квартала, встретил он на улице вдову Мишакова, Тамару
Васильевну Мишакову. Руководительница одного из четырех детских учреждений -
детсадов - она была известна в городе не только по мужу, но и по себе.
Женщина видная, она часто присутствовала на совещаниях - и в роно, и в
райисполкоме, приглашали ее и в райком партии - и везде она умела выступить
и, если надо, со всей принципиальностью поставить вопрос. Она шла сейчас по
улице, неся свое горе, как укор, и на поклон Никонова головы не повернула.
Но шагов за десять остановилась вдруг:
- Если вы будете защищать этого убийцу... - Голос ее задрожал, а губы и
нос мгновенно покраснели. - Этого убийцу, от которого дети остались
сиротами... С вами в городе ни один честный человек говорить не станет!..
Никонов почтительно перед ее горем наклонил голову, но сказать
попытался с твердостью:
- Я никого не защищаю, Тамара Васильевен, но я по долгу службы обязан
установить истину и не могу при этом руководствоваться чувством мести.
В тот же день его остановил на улице бывший инструктор райкома Авдюшин.
- Нехорошо, - сказал он поначалу как бы доверительно.
Из магазина шла девочка в ситцевом платье, неся перекинутую за спину
сетку с буханками хлеба, которая врезалась ей в плечо. Девочка остановилась
послушать, босой ногой сгребая теплую пыль на дороге.
Два маляра в штанах, будто кожаных от многих слоев масляной краски на
них, тоже остановились послушать в своих шапках из газеты.
Рыжий теленок, до этого чесавший лоб о вбитый в землю железный
шкворень, к которому он был привязан, потянулся к сетке на запах хлеба, но
веревка не пустила его.