"Григорий Бакланов. Карпухин" - читать интересную книгу автора

Заметив, что народ собирается и что Никонову это особенно неприятно,
Авдюшин заговорил громче:
- Выходит, дави людей, и ничего тебе за это не будет? Так получается? -
И строго поднял длинный суставчатый палец над ухом, словно призывал
вслушаться в то, как это может прозвучать.
- А вы не думаете, как прозвучит то, что вы пытаетесь сейчас оказать на
меня давление? Об этом вы не думаете?
Но Авдюшин знал первое правило всякой дискуссии, делавшее человека
непобедимым: не слушать вовсе, что тебе говорят, а говорить самому. И хоть
бы его на час прервали, он начинал всегда с того же самого места, где
кончил, словно бы ничего между этим не было сказано.
- Нехорошо, - сказал он. - Негоже!
И ушел, покачивая головой, тем самым выражая не просто свое личное
мнение, но выражая в своем лице официальное неодобрение. Зрители остались на
его стороне, поскольку говорил он вещи, понятные каждому: чего ж хорошего,
если будут на улицах давить людей?
Только старуха, которую посадили на лавочку за ворота сторожить зимние
вещи, развешанные на бельевой веревке от забора до тополя, сама в валенках и
зимней не выбитой еще шубе, озябшая и в летний день, все так же безучастно
подставляла слепые глаза солнцу.

ГЛАВА V

Чтобы делать какое-либо дело, надо быть убежденным если не в
справедливости, то хотя бы в нужности его. И убеждение это вскоре пришло к
Никонову. Он пережил день, который, казалось, и пережить невозможно от
позора. Он пережил ночь, когда хотелось зажать лицо ладонями и застонать. И
он стонал, и ворочался, и вскрикивал - так он был противен себе даже во сне.
Но долго быть противным себе самому человек тоже не может, если он
остается жить. Рано или поздно это перенесется на других. И когда в
следующий раз Никонов увидел Карпухина, он заметил в нем те неприятные
черты, которых не замечал раньше.
Карпухина ввели, и он, как только дверь закрылась, улыбнулся дружески и
ожидающе. Словно они теперь уже были заодно. И, едва сел, сразу же потянулся
за сигаретами, сказав только: "Можно?" Почти как за своими. Никонов
исподлобья глянул на его руку, тормошившую пачку с сигаретами, но ничего не
сказал. Карпухин закурил.
Он курил, глубоко затягиваясь, выпуская дым толстыми струями через нос,
и, обхватив руками колено, смотрел на Никонова и ждал.
И на какое-то мгновение Никонов малодушно заколебался - так трудно было
переступить через эту улыбку, через этот взгляд, с доверием обращенный к
нему, через все то, что уже установилось между ними.
- Ну вот, маленько надышался, - сказал Карпухин, гася в пальцах
крошечный окурок и снова взглянув на пачку с сигаретами. Однако еще
попросить не решился, а Никонов не предложил. - С вечера не куря. Аж ночью
снилось. Будто курю "гвоздики", затягиваюсь, а накуриться не могу.
"Интересно, что он обо мне в камере говорит? - подумал Никонов.
Наверное, рассказывает, как попался ему следователь-дурачок".
И, подумав так, он переступил в душе то, что трудно было ему
переступить.