"Григорий Бакланов. Карпухин" - читать интересную книгу автора

Карпухину хотел доказать.
Буфетчица Бокарева приехала по жаре за восемьдесят с лишним километров.
Ехать было ей недосуг: в буфете она торговала одна, никого к стойке не
подпускала - и теперь, уехав, беспокоилась за ящик водки, полученной только
вчера, и за две бочки жигулевского пива. Приедешь, а полбочки уже нет. И
спросить не с кого. Какой теперь с мужиков спрос? Прошлой осенью легла она в
больницу, как раз тоже ящик водки целый оставался. Так она его Прошиным на
сохранение снесла. Уж, кажется, люди самостоятельные, дом свой каменный,
крышу недавно цинковым железом покрыли, корыта во всех магазинах скупали, аж
за сто километров ездили. Можно верить. А вернулась - отреклись. Какой ящик?
Какая такая водка? И пришлось ей самой же за все платить. Из своих кровных.
И вот теперь тоже, поехала по чужим делам, а к чему вернется - неизвестно.
Да и правду сказать, при ее работе не любила она эти повестки, ни в
прокуратуру, ни в суд.
Но шофер попутной машины попался ей малый не промах, всю дорогу пытался
обнять и два раза-таки изловчился, обнял, и очень даже умело, за что и
получил кулаком между лопаток. И к следователю, хоть в побаивалась, вошла
Бокарева веселая.
- Гражданка Бокарева? - спросил Никонов, - Садитесь.
- Бокарева, - сказала она и села с достоинством. Но не напротив, куда
он ей указал, а с краю стола, можно сказать, почти что с ним рядом. Она была
в синем, несмотря на жару, шерстяном жакете с большим вырезом на груди, в
белой нейлоновой застроченной кофте, вокруг головы - коса, точно как своя.
- Зинаида Петровна?
- Зинаида, - сказала она с гордостью, при этом оглядывая следователя,
Петровна.
И отметила про себя: "Молоденький..."
Никонов строго объяснил ей, что от нее требуется, сказал, что она
должна говорить правду, так как это в интересах следствия и в интересах
человека, которого сейчас введут. И, говоря все это, он старался не смотреть
на ее выступавшую из жакета высокую в просвечивающей нейлоновой кофте грудь,
для чего приходилось ему разговаривать с ней, почти отвернув голову. Но и не
глядя, он краем глаза видел именно то, что его смущало.
"Поганенький, а туда же", - подумала Бокарева, слушая его с улыбкой
превосходства. Ей стало весело. И с этой же улыбкой, словно бы она сейчас в
президиуме на вечере сидела, глянула она на открывшуюся дверь. В комнату,
пригнув голову под притолокой, шагнул высокий, когда-то, видно, сильный, а
теперь худой человек, и дверь за ним сама закрылась снаружи. И глянул он не
на следователя, а на нее сразу же.
И когда она увидела его замученное лицо и он глянул в глаза ей своими
словно страданием обведенными глазами, все у нее захолонуло в душе, как от
испуга. Словно это она была, а не он. Словно это ее ввели.
- Скажите, Бокарева, вы узнаете этого человека?
Он уже не смотрел на нее, а она все глаз своих испуганных не могла в
сторону отвести. Перед ней сидел большой и, видно, смирный в жизни мужик. И
по странному течению мыслей, вихрем сейчас мчавшихся у ней в голове, она
подумала, что, встреть она такого, может, и ее жизнь пошла бы совсем
по-другому. Всякие ей попадались, а вот хороших среди них не было. И она уж
верить перестала, что они есть. Каждый норовил чем-нибудь да попользоваться
от нее же. А что бабы другой раз мужьями хвалятся, так это со стыда.