"Григорий Яковлевич Бакланов. Свой человек (Повесть)" - читать интересную книгу автора

В Комитете, едва он вылез из машины и вошел, улыбки замелькали, как
вспышки блицев. Стеклянные двери сами распахивались, знакомые, незнакомые
поздравляли, он благодарил, кивал, улыбался ответно. Кто-то придержал
лифт, подставив ладонь под светящийся глазок фотоэлемента, пересек луч,
но, когда двери снова сходились, ногой вперед, козлиным скоком, разодрав
их, протиснулся внутрь гражданин с папкой. "Проситель!" - безошибочно
определил Евгений Степанович, потому и в лифт за ним стремится, для
тесного общения. А в папке с золотым тиснением, удостоверяющей
причастность гражданина к какому-то юбилейному торжеству, прожект.
Пока лифт подымался, Евгений Степанович любезно беседовал с дамами в
кабине и одновременно, холодным взглядом удерживая просителя на
расстоянии, давал понять, сколь неуместны и безрезультатны будут любые
попытки взять его приступом, как только что взят был приступом лифт.
- Евгений Степанович! - пискнуло уже на выходе. - Вы меня, конечно,
не помните, но Василий Порфирьевич сказал, что...
Торопящийся, неприступный Евгений Степанович шел не оборачиваясь. То
обстоятельство, что они вместе проехали в лифте пять этажей, не может быть
приравнено к знакомству и никаких преимуществ не дает. Войдя к себе,
сказал секретарше:
- Там один нахал порывается. Я занят, не принимать!
Галина Тимофеевна, начавшая свою секретарскую карьеру лет эдак
тридцать с лишним назад, в ту пору, как рассказывали, молоденькая,
рыженькая, хорошенькая, пользовавшаяся огромным успехом и
благосклонностью, а теперь величественная и седая, в голубизну, но с таким
же ярким маникюром, так и мелькавшим, так и порхавшим над клавишами, когда
она печатала по слепому методу, поняла его с полуслова, и можно было не
сомневаться - никого непредусмотренного она не пропустит.
Когда-то, когда Евгений Степанович впервые хозяином переступил порог
этого кабинета, он поражен был и размерами его и великолепием. Все - и
кресло крутящееся, с высокой спинкой, перекатывающееся на колесиках, и
обширнейший стол под красное дерево, и другой, торцом к нему приставленный
маленький столик с двумя креслами, куда в отдельных случаях и он
пересаживался, демократично уравнивая себя с посетителем, и большой стол
для заседаний с двумя рядами стульев, и перспектива, и батарея телефонных
аппаратов, и еще другая комната, комната отдыха, где был холодильник и
диван, - все радовало и восхищало. Даже настольный перекидной календарь с
розовыми, переходящими в голубизну муаровыми листами был совершенно
особенный. А вымпелы, кубки, множество подарков, выставленных за стеклом,
которыми обмениваются официальные делегации, а сафьяновые папки с медными
уголками, на которых золотом вытеснена его фамилия и инициалы. Раньше он
только мог видеть такие папки, входя для доклада, теперь они лежали у него
под рукой, приятно было трогать их кожу. "Как важно, когда человек любит
свое дело, - прочувствованно говорил Евгений Степанович. - Если хотите,
это одна из главнейших проблем нашего времени".
Но годы шли, и выше устремлялась мысль, и кабинет на глазах ветшал,
старел, уже не радовал. Особенно почему-то раздражал встроенный в окно
ящик кондиционера, кустарщина, бедность, перед иностранцами стыдно.
Мысленно Евгений Степанович видел себя уже в других кабинетах, чувствовал
себя обойденным.
Но сегодня, едва он сел в кресло, Галина Тимофеевна внесла кипу