"Григорий Яковлевич Бакланов. Свой человек (Повесть)" - читать интересную книгу автора

обойтись без кофе, он сразу предупредил:
- К сожалению, у нас всего двадцать минут: в десять сорок пять я
вынужден ехать на похороны. Такое вот незапланированное обстоятельство.
Однокашник, вместе когда-то учились в институте. Способный был человек, но
как-то у него не пошло... Между прочим, английские военные психологи
считают, что пятьдесят процентов таланта и сто процентов характера в
конечном итоге - больше чем сто процентов таланта и пятьдесят процентов
характера, - Евгений Степанович загадочно пощурился, помял пальцами мягкий
кончик носа. - Нда-а-а... Кое-что тут есть для размышления. В связи с этим
трагическим происшествием проклевывается один любопытный сюжет, я вам
как-нибудь расскажу, возможно, это и станет нашей следующей работой. Я уже
ощущаю канву. Если хорошо вышить по ней... А какая любовная линия!
- Так, может быть, не стоит сегодня читать, раз так напряженно? -
соавтор с робкой надеждой перестал вытаскивать из папки исписанные,
исчерканные листы какого-то нестандартного формата. Было приказано: давать
ему лучшую финскую бумагу сколько потребуется, бумагу он брал, а писал все
на этих неряшливых листах, на обороте чего-то, говорил, иначе у него не
получается. Евгений Степанович, любивший аккуратность во всем, решительно
не понимал этого.
- Нет, нет, ничего не отменяется, приступим.
И соавтор за маленьким столиком начал читать, а Евгений Степанович,
сидя в роскошном своем крутящемся кресле, вольготно откинувшись и
временами поворачиваясь, слушал.
Несколько дней назад состоялось совещание, вернее сказать - актив, на
котором выступил сам Гришин. Говоря о литературе, он выразил недовольство
тем, что в отдельных произведениях стал проявляться подтекст.
"Подтэкст", - произносил он. "Прямо сказать боятся, а в подтэксте..." - и
он делал жест, как бы поддевал под ребро оттопыренным большим пальцем.
Следом выступили два именных писателя и обосновали вредоносность
подтекста. Это был сигнал. Вернувшись с совещания, Евгений Степанович
отреагировал должным образом, созвал узкое совещание, и отныне в пьесах
особое внимание обращалось на подтекст. И сейчас он не просто слушал, он
выверял на слух.
- Ну, что же, - сказал он, когда двадцать минут истекло. - Неплохо.
Что-то уже рождается, что-то вытанцовывается, - неопределенно похвалил он.
Работа в Комитете научила его не торопиться с окончательными оценками,
избегать точных формулировок. - Мне нравится ваша палитра. Жаль, что пока
еще не прозвучала в полной мере моя мысль о том, как вещизм калечит души
людей, молодые души. Нам предстоит в ближайшем будущем пройти испытание
сытостью, эта угроза движется на нас с Запада. И тут важно не потерять
наши нравственные ценности, не оторваться от своих корней, не превратиться
в общество потребления. Между прочим, у нас с вами маловато в тексте
народных выражений, они обогащают язык. "Нужда пляшет, нужда скачет, нужда
песенки поет!" Смотрите, как образно мыслит народ. Используйте где-нибудь.
А вообще оставьте мне эту сцену, я немного пройдусь по ней.
Ровно в десять сорок пять он сидел в машине. Тактически правильно,
что он едет. Занят, тысячу раз занят, нужен, всем нужен, просьбы и
обязанности виснут на нем, как репьи на собаке. Не боясь унизить себя
сравнением, он часто использовал этот образ: "Как репьи на собаке". В
конечном счете никто его не осудит, если в силу большой занятости он не