"Григорий Яковлевич Бакланов. Свой человек (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Дверь в гостиницу распахнул бородатый швейцар, будто из
дореволюционных времен, и они, как во дворец, вошли в мраморное
великолепие. По мраморному полу прогуливались люди, сидели в креслах,
солидный иностранец, забросив ногу в ботинке на колено, держал перед собой
развернутую газету, и, пока они шли, их обдавало волнами сигарного
табачного дыма, а от парфюмерных киосков, где сверкали под электричеством
разноцветные флаконы, пахло, как из маминой пудреницы.
Шли они так: впереди отец в ботинках тридцать восьмого размера (их
покупали ему тайком, в детском магазине), он уверенно постукивал
каблуками, следом они с матерью, позади шофер нес чемоданы: один под
мышкой, два - во вздрагивающих от напряжения руках. Люди почтительно
здоровались с отцом, а на этаже коридорная поспешила отдать ключи от
номера, и горничная, в белом переднике с крылышками, словно бы ждала их и
умилилась Жене. Он знал с детства, что отец совершенно не может терпеть
боли, его боль была особенно больная, он сникал, если у него поднималась
температура, однажды мать купала его в ванне, как ребенка, а он
капризничал. Но сейчас, когда они шли по мрамору и ковровым дорожкам, отец
казался ему необычным человеком, он был выше себя ростом, а чемоданы,
которые несли за ними, каким-то образом оказались раньше них в номере.
В первую ночь в Москве в гостинице "Москва" он почти не спал. Дыхание
огромного города, гудки автомобилей за окном, свет фар, кружащийся по
потолку, кремовая шелковая занавеска на окне наливалась светом, свет и
тени кружились. А едва задремывал - белые милиционеры посреди улицы
взмахивали жезлами; вздрогнув от гудка автомобиля, он вскочил, ударился
лбом в стену: все в комнате поменялось местами, он не сразу сообразил, где
он, почему.
Окончательно проснулся поздним утром, и опять было ощущение
праздника: музыка за окном, яркое солнце под высокими лепными потолками, и
мама в голубом халатике, вся в солнечном свете, носит от чемоданов к
шкафам платья на плечиках.
Завтракали они на другой стороне улицы Горького в кафе: сосиски,
которые он больше всего любил, взбитые сливки, а из репродуктора на улице
гремело: "Над страной весенний ветер веет, с каждым днем все радостнее
жить..." И когда они вернулись к себе в номер, там уже было прибрано,
проветрено и чисто.
Случалось, ночью мама будила его, он садился на кровати, ему ставили
на колени тарелку, и он, обливаясь соком, держа в липких пальцах, съедал
огромную грушу или гроздь винограда "дамские пальчики" - это отец вернулся
с работы, а возвращался он поздно. Он приносил бутерброды с нежнейшей,
удивительно пахнущей ветчиной на свежей булке, бутерброды со свежайшей
севрюгой горячего копчения; и губы, и руки долго еще пахли копченой рыбой,
приятно было нюхать их под одеялом.
Однажды спросонья ему показалось, что отец пришел пьяный. Шумно,
возбужденно рассказывал он, что сегодня видел товарища Сталина, и товарищ
Сталин при всех спросил его: "Усватов, Усватов... Слушай, что такое
Усватов? Может быть, ты присватался к нам, Усватов?.."
- Я помертвел! А товарищ Сталин подождал, посмотрел на всех и вдруг -
нет, ты не можешь это себе представить! - двумя пальцами вот так шутливо
сделал мне козу: "Усватов!"
Женя босиком вышел послушать, и отец при нем вновь повторил все,