"Григорий Бакланов. Мертвые сраму не имут (про войну)" - читать интересную книгу автора

еще два орудия, и за спиной Ищенко, как напоминание, что нужно идти туда,
под обстрел, дышал разведчик, которого он взял сопровождать себя.
- Быстро к лесу! - приказал Ищенко и крупно зашагал назад.
Он шел в сторону боя, и разведчик с автоматом, не отставая, шел за ним,
словно вел его под конвоем. И чем ближе подходили они, взбираясь по крутому
боку оврага, тем сильней накипало в Ищенко раздражение против этого
разведчика, свидетеля каждого его шага, каждого движения.
А тот шел, положив руки на ствол и приклад автомата, висевшего у него
на шее, и чувствовал себя постыдно. Там, на поле, под разрывами, под огнем
танков дрались и умирали ребята, его товарищи, а он здесь в безопасности,
бегал за капитаном с батареи на батарею, и на каждой батарее капитан кричал
и тряс пистолетом.
Вдруг Ищенко, онемев, увидел немецкие танки. Они стояли. Стояли
открыто, заметаемые снегом, и ждали. Как раз там, за высотой, куда Званцев
вел орудие.
Еще не успев ничего подумать, решить, подчиняясь инстинкту, Ищенко
молча, на полусогнутых ногах пригибаясь, побежал вниз. Он побежал не на
батарею, которая продолжала идти, не подозревая, что идет прямо на танки,
ожидающие ее. Он кинулся в сторону. В сторону от людей, кого обязан был
вывести или с кем вместе - умереть. Инстинктом, опытом, некогда переданным
ему другими, обострившимся умом Ищенко осознал мгновенно, что сейчас легче
уцелеть одному. Уцелеть... Вырваться!.. Он бежал и знал, что начнется позади
него.
- Товарищ капитан! Товарищ капитан, куда вы? - не понимая, что
случилось, и единственно тревожась за начальника штаба, которого ему было
поручено охранять, кричал сверху разведчик. Он не видел танков и стоял
открыто спиной к ним.
Оттуда блеснула длинная молния, позже донесло стук пулеметной очереди.
Но это когда разведчик уже лежал на снегу.
Долго еще Ищенко слышал его голос, пронизанный болью, зовущий на
помощь:
- Товарищ капита-ан!..
Он звал, не верил, что его могут бросить.
Задыхаясь, хватая ртом воздух, Ищенко бежал через кусты. Одного только
жаждал он сейчас страстно: чтобы разведчик замолчал, замолчал наконец, не
стонал так громко. И исполнилось. Он услышал близкую автоматную очередь, и
голос разведчика пресекся.
Ищенко упал в снег. Сердце колотилось в горле, в висках. Он не мог
бежать, только бессильно вытирал шапкой лицо.
В той стороне, куда Званцев вел орудие, хлестали уже пулеметные трассы,
и все там было в этом мгновенно сверкающем, несущемся отовсюду,
стремительном огне. Ищенко метнулся в другую сторону. Упал. Прополз открытое
место, коленями, руками гребя снег. В кустах опять вскочил. Бежал,
согнувшись, с зажатым в руке пистолетом. Пули низко летели над ним, над его
спиной, над хлястиком шинели, и он бросался из стороны в сторону.
Он знал: если не вырваться сейчас - конец. Танки с фронта и с тыла
двинутся теперь навстречу друг другу, и все, что окажется между ними, будет
раздавлено. Но еще есть щель, еще можно проскочить. И он бежал, по стрельбе
угадывая направление. Не туда, где сейчас тихо: там, в темноте, тоже танки.
К ним, под гусеницы, пулеметным огнем погонят немцы сбившихся в кучу людей.