"Перл С.Бак. Отец Андреа " - читать интересную книгу автора

небе. Сколь красивы казались они в вольном полете, во вспышках света и
великолепии среди серых туч! Но конец их всегда - лишь разрушение и тьма.
Китайчата в синих курточках смотрели на него широко раскрытыми глазами,
удивляясь страсти спокойного голоса и непривычной строгости его круглого
улыбчивого лица. Они совсем не понимали его.
Весь день он постоянно спешил маленькими шажками по каким-то делам, а
утро начиналось с мессы, которую он служил перед горсткой верных старушек:
они приходили аккуратно одетые в тряпичные пальто и штаны, обмотанные
черными платками. Иногда его огорчало, что старушки почти ничего не понимали
из его слов. Его китайский всегда был далек от совершенства: говорил он на
итальянский манер, проглатывая конечные согласные и совсем не справляясь с
гортанными звуками. Но, в конце концов, глядя на их терпеливые лица,
обращенные к Богородице и Ее Сыну, он решил, что не так уж важно, понимают
ли они слова, если смотрят на образ и пытаются проникнуть в его суть.
Перед полуднем он пытался вести уроки в школе для мальчиков, но это
оказывалось почти всегда пропащим делом, потому что в любую минуту его могли
позвать из класса улаживать дела бедняков.
- Отец, вчера вечером я продал этому человеку риса на десять пенсов, и
он обещал заплатить мне утром, а сейчас он съел рис и говорит, что у него
нет денег.
Перед ним стояли двое мужчин в штанах кули с голыми, почти черными от
загара спинами, и оба были злы, и оба не хотели ничего знать.
- Ты послушай, тогда мой желудок был пуст, но разве я должен страдать,
если у тебя есть еда? Революционеры уже идут, и когда они придут, все люди,
вроде тебя, у которых есть рис, должны будут отдать его нам, у кого риса
нет, и не спрашивать никаких денег!
Оба испепеляли друг друга глазами, как петухи перед боем, а Отец Андреа
положил свои руки на руку каждого из них, и руки досказывали то, что начали
говорить глаза, маленькие, загорелые, очень правильной формы руки, в
трещинах и морщинах, от того что он слишком часто мыл и оттирал их. Одна из
мук его жизни состояла в том, что он был не в силах заставить себя коснуться
темных немытых тел без содрогания духа. Его одолевало неотвязное желание
мыть и мыть руки, и они всегда чуть пахли карболовым мылом.
Порой он налагал на себя епитимью, заставляя не мыть руки и подавлять
дрожь отвращения, когда он возлагал их на голову ребенка в лишаях. Он выучил
себя касаться всего, от чего хотелось отпрянуть, и когда люди видели его
плавные, свободные, добрые руки, никто не догадывался о внутреннем
отвращении.
И сейчас он положил теплые и увещевающие руки свои на руки обоих
строптивцев и сказал одному: "Друг мой, я ничего не знаю о революционерах. Я
знаю другое: пришла пора прополоть мой огород, и если ты сегодня возьмешься
за это, я охотно тебе заплачу. Я знаю твое доброе сердце, и я знаю, что ты
не пожалеешь десяти пенсов из этой платы своему соседу. Он ведь бедняк, и у
него есть дети, а ты съел его рис. Сказано ведь в Писании: "Кто не работает,
тот не ест", и это один из законов жизни, который не могут отменить даже
революционеры".
И вдруг напряжение на их лицах растаяло, оба засмеялись, показали белые
зубы, и Отец Андреа тоже засмеялся, по его круглому румяному лицу побежали
морщинки, и он вернулся к своим школьникам. В конце дня он заплатил человеку
двойную плату. "Возьми, - сказал он, - когда тот сделал вид, что