"Лилия Баимбетова. Перемирие" - читать интересную книгу автора

все едино: мы по эту сторону, они - по ту, и пусть лучше они не появляются
на нашей стороне. Все так. Вороньи банды переходят Черную речку, чтобы
грабить и убивать, они воруют скот и угоняют женщин. Целый народ живет этим,
они ведь не занимаются земледелием и ремеслами, это народ воинов. Или
бандитов, это уж с какой стороны посмотреть. Ну, а Охотники, это хранители
границы, они, в сущности, выполняют те же функции, что и Птичья оборона на
севере. Но это всего лишь видимость; ни одного на всем протяжении Границы
Охотника - ей-богу - не волнует человечество или даже те фермеры, которые
жизнями расплачиваются за свой скот...
И вот они ехали сюда - частица юга и моей жизни. Как же я соскучилась
по ним за эти три недели. Слышно было уже звяканье сбруи и звук движения
нескольких лошадей по вязкой дорожной грязи. Они приближались, слышны стали
далекие звуки тихого разговора на каргском. Наконец, они въехали во двор.
Кейст, увидев их, улыбнулся уголком рта.
Рослые мрачные всадники на черных жеребцах ехали в ряд. Из-под
надвинутых капюшонов сияли алые глаза - словно светились собственным светом
в темноте ранней зимней ночи. Они въехали во двор как на параде.
- Если есть что-то незыблемое в этом мире, - пробормотал кейст, - то
это их чертово высокомерие.
Я представила, сколько глаз следит сейчас за этим выездом из темных,
казалось бы, пустых, окон, и едва подавила смешок. На северян они, наверное,
произвели впечатление; тем более, если учесть, что здесь уже почти шесть
веков не видели ни одного нелюдя. А Воронам не занимать величия, оно у них в
крови. Эти всадники, словно возникшие из темноты, их необычайно гордая
осанка.... И за сумерками не видно, насколько они измучены этой поездкой. И
только вместе с отголосками их мыслей я чувствовала их страшную, не
проходящую усталость.
- Дорога для них была тяжела, - сказал кейст все так же тихо, словно
боялся, что они могут нас услышать.
Да-а... Плащи их промокли насквозь и были заляпаны грязью. Они были уже
не так далеко, и даже в темноте видно было, что у двоих намокшие,
отяжелевшие капюшоны сползли на плечи, открывая черные шлемы с полосой
металла между огромных алых глаз. Мне казалось, что я, стоявшая только чуть
больше получаса во дворе, уже промерзла до костей и даже глубже: была та
самая мерзкая сырая погода, в которую замерзаешь хуже, чем при любом
морозе, - а уж что чувствовали они, еще большие южане, чем я...
- Два веклинга, - еле слышно проговорил кейст, - хонг, рядом дарсай,
второй справа.
- Я вижу, - сказала я одними губами.
- Что будешь делать?
- Пойду к ним. Нет, ты останься.
Я раздергивала мокрые завязки плаща, наконец, справилась с ними,
сбросила плащ, чтобы виден был меч. Мои промокшие сапоги шлепали по лужам, и
во все стороны разлетались брызги. Направление ветра изменилось, и снег
летел мне в лицо. Я жмурилась, снег слепил мне глаза, и я почти не различала
Воронов, только видела какие-то непонятные темные фигуры, но своим
внутренним взором я видела их - на таком-то расстоянии - так же ясно, как
при свете дня. Я даже чувствовала, как у младшего, хонга, дрожит рука в
перчатке, державшая поводья. Когда между мной и всадниками оставалось шагов
пятьдесят, и я, и они остановились.