"Александр Бахвалов. Зона испытаний ("Нежность к ревущему зверю" #2) " - читать интересную книгу автора

На нем был светло-коричневый костюм какого-то особенного покроя и того
тусклого оттенка с налетом дымки, какой придает цвету замша. Между лацканами
пиджака проглядывала полоска золотисто-зеленого галстука, несильно
стягивающего воротничок белой рубашки. Весь он был основателен, спортивно
тяжел, даже монументален, но какое-то, то ли виноватое, то ли приниженное
выражение на его лице подсказывало, что Одинцов готов признать Долотова если
не старшим, то более значительным, что ли.
Они были не настолько близкими друзьями, чтобы при любых других
обстоятельствах потратить па встречу более десятка слов и двух рукопожатий,
и если теперь обрадовались, то прежде всего неожиданности события,
возможности не худшим образом скоротать нудное поездное время.
В училище Одинцова считали поэтом - по праздникам он писал стихи в
стенгазету и легко, как разговаривал, читал в подлиннике "Слово о полку
Игореве". Но в летных науках был нерадив, да и на службе с ним то и дело
случались ляпы, именуемые "предпосылками к аварии": то ему чудился дым в
кабине, и он возвращался с задания и суетливо садился с большим перелетом,
то врач обнаруживал у него повышенное давление, заторможенную реакцию или
еще какое-нибудь "отклонение". И Одинцов не стеснялся говорить об этом. В
его впечатлительной, капризной, легко возбудимой натуре было что-то женское,
какая-то кокетливая уверенность, что все его слабости извинительны. Еще и
теперь в нем проглядывало что-то от прежнего Одинцова, несмотря на возраст.
Может быть, неприкрытое любопытство, живо отображавшееся на его лице; острое
желание узнать, каков теперь Долотов, сравнить его с собой, найти нечто
занимательное в этом сравнении, убедиться в значимости и верности или
незначимости и неверности своих представлений, взглядов, своего понимания
людей, жизни, наконец.
Заговорили о службе, и Одинцов стал рассказывать о тех событиях,
которые произошли уже после того, как Долотов был откомандирован в школу
летчиков-испытателей; о катастрофе, в которой погиб командир части дважды
Герой генерал Духов, завещавший похоронить его в братской могиле на Украине,
где погребены его фронтовые друзья.
- И не велел ставить никакого памятника... Да ты лучше меня знаешь! -
заключил Одинцов, имея в виду, что дочь генерала - жена Долотова.
Долотов кивнул. Он узнал о гибели Духова еще до своей женитьбы,
незадолго до окончания школы и направления на работу в Энск, где жила семья
генерала.
Инструктором Одинцова в училище был Андрей Трефилов, тот самый, с кем
Долотов отказался летать на "семерке". И почему-то именно Трефилов пришел им
на намять теперь. Долотов напомнил Одинцову о его эпиграммах на бывшего
инструктора.
- Ты не знаешь, как он расплачивался со мной! - весело отозвался
Одинцов. - Во время полета на спарке высунет свой конец переговорной трубки
навстречу потоку, а воздух мне в уши. Шум, свист, больно... Подонок. Он
где-то у вас работает?..
- Отработался. Ушел на серийный завод. Но и там набуробил. Выгнали,
кажется... Кто это? - спросил Долотов, обеспокоенный одиночеством недавней
собеседницы Одинцова.
- Что?.. А, - Одинцов неопределенно взмахнул рукой. - Соседку встретил,
живем в одном доме.
- Женат?