"Александр Бахвалов. Зона испытаний ("Нежность к ревущему зверю" #2) " - читать интересную книгу автора

сигаретный пепел на краю пепельницы.
А Долотов рассматривал крупную голову Одинцова, слушал гладко
произносимые фразы с ударением на незначащих словах - манера умничанья - и
все более убеждался, что внутри этого парня все распалось, рассыпалось, а он
и не заметил разрушений и потому бодр, рассудителен, бьет на внешнее
впечатление и даже вот сожалеет, что Долотов но постиг каких-то бабьих
загадок. "Все не так, - думал Долотов. - Не из-за этих художеств ты бросил
летать... Просто открыл однажды, что куда спокойнее постоянно держать на
поводке свою теплую жизнь и быть уверенным, что каждый следующий день твой,
и чем больше их будет, тем лучше. Все они позарез тебе нужны и хорошо
прилажены к твоему гладкому телу, такому чуткому на радости. В этом все
дело..."
- Небось думаешь, что у меня не жизнь, а сплошные заблуждения? - более
утвердительно, чем вопросительно произнес Одинцов, невольно, может быть,
давая понять, что он не переоценивает способностей Долотова к сложным
выводам.
Долотов пожал плечами:
- Каждый по-своему с ума сходит.
- Думаешь. - Одинцов прикурил погасшую сигарету. - Может быть, ты и
прав. Хотя... Видел - в музее авиации висят крылья? Человек делал их шесть
лет, скрупулезно копировал журавлиные, хотел взлететь, как это делают птицы.
Ювелирная работа, шедевр, но - заблуждение! А разве оно не великолепно?..
Кто знает, что есть жизнь истинная - пути праведные или потемки заблуждений?
Человек себялюбив, Боря, его писаная история вся состоит из ряда постижений,
открытий, находок. А разве это так? Подлинная история всех вместе и каждого
в отдельности на семь осъмых состоит из неудач, провалов, глупостей, порой
изумительных.
- Это утешает? - усмехнулся Долотов.
Одинцов кивнул, но не в ответ на вопрос Долотова, а чему-то, о чем
подумал, пока, затянувшись в последний раз, гасил сигарету.
- Я же говорил, ты человек серьезный. Из таких, по словам поэта, можно
делать гвозди. Я, увы, непригоден для скобяного товара.
Он помолчал, как человек, который высказался не лучшим образом, но не
потерявший надежды исправить дело.
- Раньше я был убежден: ты, другой, третий можете быть, а можете и не
быть особенными, это случайность. Но я - я! - не могу не быть особенным! Мне
все доступно! И все потому, что я - это я!.. Но когда я возвращаюсь к
прошлому, чтобы понять его, то, оказывается, мне было вполне достаточно
одной уверенности, что я - могу. А убеждать кого-то в своих способностях...
Зачем? Долго и скучно. И теперь я не только не удивляюсь, но равнодушен ко
всякой последней мысли, воплощенной в книгу, в машину, в кинодраму, потому
что за всем этим вижу попытки скучных людей найти себе место на тумбе номер
один, потешиться своей особенностью.
- Так уж все и метят на эту тумбу?
- А куда еще?
...Просидели до закрытия ресторана. Выходя, Одинцов сунул руку во
внутренний карман пиджака и подал Долотову квадратик жесткой белой бумаги,
держа его между указательным и средним пальцами.
- При нужде звони...
На бумажке было каллиграфически прописано: "Одинцов Анатолий