"Павел Багряк. "Фирма приключений"" - читать интересную книгу автора

комиссара конечно же в первую очередь падали на генерала, как на личность
достаточно сильную и темную, к тому же возглавляющую мощнейшую
организацию, деятельность которой на пять шестых была окутана таинственным
мраком. Дело было в том, что у комиссара, по трезвом размышлении, другого
пути не было. Уж казалось бы, чего проще. Уличай "Фирму Приключений" в
применении наркотиков, бери с поличным, вытрясай из ее сотрудников душу -
ан нет! Дохлое это было дело, с самого начала дохлое. И не потому даже
дохлое, что должно было идти по другому отделу, шефом которого был миляга
Воннел, брат министра. С этим еще как-то можно было справиться, но
дальше... Наркотики? Чуял Гард, что это еще придется доказывать и
доказывать, что наркотики могут оказаться - и даже скорее всего окажутся -
какими-нибудь нейролептиками, галлюциногенами, или как еще их там
называют, - словом, препаратами, под букву закона не подпадающими, и
эксперты будут ломать копья, и поднаторелые адвокаты будут топить истину,
и много воды утечет, прежде чем... А внушение и вовсе к делу не подошьешь!
Но допустим, допустим: дальше что? "Подводная часть" конечно же надежно
изолирована: посади хоть всех сотрудников фирмы - сядут, а ты все равно
останешься с носом...
Болото, болото, трижды болото! А след был не просто горячий, теперь,
после покушения Хартона, он стал обжигающим! Но, увы, ведущим все в то же
болото.
Однако многолетний опыт подсказывал: если нет явных следов, ведущих к
цели, если они по каким-то причинам стерлись и не сохранились, надо
искусственно создать ситуацию, в результате которой непременно появятся
следы новые. "Риск - благородное дело, - говорил незабвенный учитель
Альфред-дав-Купер, - если на него идет благородный человек!"
Но вот незадача... Каждый раз, встречаясь с Дороном, что было, прямо
скажем, не так уж часто, Гард испытывал состояние школьника, через много
лет после окончания гимназии встречающегося со своим старым классным
наставником. Какая-то нелепая стеснительность овладевала им, мешая легко и
свободно вести беседу, шутить, смеяться или, положим, закурить в
присутствии генерала, небрежно пуская кольцами дым, - короче говоря,
держаться на равных и быть непринужденным. Гард, разумеется, виду не
подавал, что такая странная робость закрадывается в его душу при виде
Дорона, и в конце концов преодолевал себя. Однако ему всегда казалось, что
от проницательного глаза генерала и от его тонкого ума не ускользает
ничего, и он с первых слов разговора отдавал Дорону инициативу, а потом
ему приходилось буквально вырывать ее из рук Дорона, что было нелегко и
непросто.
Наконец, направляясь в этот генеральский кабинет, Гард наверняка знал,
что никогда не удивит Дорона своим посещением, каким бы неожиданным оно ни
было. Генерал неизменно был готов к любой беседе, словно сам ожидал ее со
дня на день или с часу на час. Эта готовность тоже смущала Гарда, если не
сказать - выбивала его из колеи. Гард догадывался, почему генерал всегда
был "в седле": его осведомленность в иных сугубо криминальных делах
превосходила всякое вероятие, что конечно же наводило на размышления... но
никак не могло считаться уликой!
Во всяком случае, и теперь не Дорон удивился приходу Гарда, а комиссару
пришлось удивляться тому, что генерал ничуть не удивлен.
- Приветствую вас, господин Гард! - как всегда дружески, но без