"Константин Сергеевич Бадигин. Кольцо великого магистра (Роман. Для старшего школьного возраста)" - читать интересную книгу автора

холодный дождь. Под ногами лошадей хлюпала грязь. Беглецы завернулись
поплотнее в плащи и накинули капюшоны.
Миновав харчевню и постоялый двор <Лошадиная голова>, они
остановились у небольшой закопченной кузницы. Из дверей вышел бородатый
кузнец в кожаном фартуке. Увидев перед собой жреца, тайный поклонник
грозного бога Перкуна низко поклонился.
- Посмотри подковы наших коней, Ручен, нам предстоит дальняя дорога,
- сказал литовец.
Осмотрев лошадей, кузнец перековал переднюю ногу Серого, конька
Людмилы.
- Если про нас спросят, говори - не видел, - прощаясь, сказал Бутрим.
- Скажу, как приказываешь, - ответил Ручен.
И снова помчались всадники. Разбрызгивая грязь, низкорослые литовские
лошадки быстро уносили беглецов на восток.
Дорога шла густым лесом. По сторонам высились огромные дубы и липы.
Между ними проглядывали сосны. Изредка радовала глаз белоствольная
березка. Кустарники по обочинам дороги обвивал буйно разросшийся хмель;
его зеленые ручейки доверчиво выползали на дорогу, их топтали конские
копыта и давили тележные колеса.
Дождь продолжал высеиваться из низкого, тяжелого неба. Тонкие
прохладные струйки смывали с деревьев густую дорожную пыль, и листва
зеленела еще ярче.
Твердо сидя в седле, Бутрим думал, что теперь должна измениться вся
его жизнь. Он думал еще, что на время оставит жену и дочь у двоюродного
брата, по имени Лаво, старейшины лесного селения.


* * *

А Генрих Хаммер подбежал к орденскому замку. У крепостных ворот
многоликая толпа преградила ему дорогу. Он стал расталкивать людей
кулаками, но продвинуться вперед ему не удалось.
<Нищие, - догадался солдат. - Сегодня четверг, мясной день, и они
надеются вкусно пообедать>.
Люди горланили во все голоса, плакали, ругались.
В толпе были горбатые, безногие и безрукие, иные продвигались
ползком, других поддерживали товарищи. Каждый держал в руках деревянную
или глиняную миску. Были женщины, старики и дети. Они напирали на солдата
и жарко дышали ему в лицо. Помня про оспу, недавно косившую в здешних
местах всех без разбора, Хаммер всякий раз с отвращением отворачивался.
Начался холодный дождь. Он мочил вшивые, растрепанные волосы, стекая
грязными струйками по хмурым лицам. Матери спешили укрыть от дождя
младенцев, прижимали их к высохшей груди, укутывали в грязные тряпки.
Наконец заскрежетали блоки подъемного моста, толпа загудела и
сплотилась еще больше. Заплакали дети.
В крепостном дворе ударил колокол. Послышалось нестройное пение.
Толпа раздвинулась. Генрих Хаммер увидел двух прислужников, несущих на
шесте, продетом в проушины, большой деревянный ушат. Прислужники нараспев
читали псалмы. За первой парой шли еще двое с таким же ушатом.
В ушатах хлюпала и пузырилась густая похлебка из объедков с