"Ричард Бах. Чужой на земле" - читать интересную книгу автора

"выдвинуто", рычаг газа - "О", проверяют высотомер, рычаг тормозного
парашю-
та, рычаг фиксатора прицела, радиокомпас, TACAN, кислород, генератор,
индикатор системы "свой-чужой", тумблер преобразователя. Перчатки пляшут,
глаза следят. Правая перчатка в конце представления взмывает в воздух и
описывает небольшой круг - знак человеку, ждущему внизу на ветру: проверка
закончена, запуск двигателя через две секунды. Теперь очередь рычага газа,
перчатку вон со сцены и кнопку стартера на "пуск".
Не успеть ни вздохнуть, ни моргнуть глазом. Десятая доля секунды, и
вот ледяной воздух сотрясают удары. Тишина - и тут же воздух, искры и
реактивное топливо Jp-4. Мой самолет сделан так, что заводится с хлопком.
По-другому его не завести. Но этот звук - бочонок черного пороха под
спичкой, выстрел пушки, взрыв ручной гранаты. Человек снаружи морщится,
ему неприятно.
Со взрывом, будто резко открыв глаза, мой самолет оживает. Тотчас
просыпается. Раскат грома исчез так же быстро, как и появился, его сменил
тихий нарастающий вой, он резко идет вверх, до очень высокой частоты, а
затем плавно скользит вниз по октаве и сходит на нет. Но вой еще не затих,
а в глубине двигателя камеры сгорания уже начали оправдывать свое
название. Светящаяся белая стрелка прибора с табличкой "температура
выходящих газов" ползет вверх, поднимается по мере того, как термопа-
ры начинают ощущать на себе закрученный поток желтого огня, рвущегося из
четырнадцати камер нержавеющей стали. Огонь вращает турбину. Турбина
вращает компрессор. Компрессор перемешивает топливо с воздухом для
сгорания. Слабые желтые языки пламени становятся синими факелами, каждый
из которых деловито сидит в своем отдельном круглом кабинете, и призрачная
энергетическая установка уже больше не нужна.
Взмах правой перчаткой, палец показывает "долой" - долой питание, я
сам.
Температура сопла установилась на своем месте, на 450 градусах по
Цельсию, тахометр успокаивается и показывает, что двигатель дает 45
процентов от возможных оборотов. Поток воздуха сквозь овальное заборное
отверстие в ненасытный стальной двигатель - хриплый протяжный вопль,
прикованное цепями и орущее в ледяном воздухе и раскаленном синем пламени
страшное привидение.
Стрелка на шкале начинает показывать гидравлическое давление.
Тумблеры аэродинамических тормозных щитков - в положение "убрано", и
давление втягивает две огромные стальные пластины, которые исчезают в
гладких бортах самолета. Разноцветные лампочки гаснут, по мере того как
повышается давление в топливной и масляной системах. Я только что родился,
с ветром, прижимающим к шее мой шарф. С ветром, завывающим у высокого се-
ребристого руля поворота. С ветром, кидающимся на факелы моего двигателя.
Осталась только одна лампочка, она упрямо горит под табличкой "фонарь
кабины открыт". Левая перчатка тянет за стальной рычаг. Правой перчаткой я
тянусь вверх и хватаюсь за раму уравновешенной секции плексигласа. Мягкий
рывок вниз, и фонарь покрывает мой мирок. Я поворачиваю рычаг в левой
перчатке вперед, слышу приглушенный звук защелкивающихся замков и вижу,
как гаснет лампочка. Ветер больше не тревожит мой шарф.
Лямки, застежки и провода держат меня в глубоком бассейне, залитом
тусклым красным светом. В этом бассейне есть все, что я должен знать о