"Ричард Бах. Чужой на земле" - читать интересную книгу автора

ревом рвется пламя, и я замечаю, что огни по краям взлетной полосы
начинают сливаться, а стрелка воздушной скорости поднимается и показывает
50 узлов, 80 узлов, 120 узлов (контрольная скорость достигнута), и между
двух рядов слившихся белых огней я вижу поджидающий в темноте в конце
взлетной полосы барьер, и рычаг управления в правой перчатке чуть
отклоняется назад, и стрелка воздушной скорости показывает 160 узлов, и
носовое колесо отрывается от бетонного покрытия, и за ним секундой позже
следуют основные колеса, и в мире нет ничего, кроме меня и самолета, живых
и слитых вместе, и холодный ветер прижимает нас к
своей груди, и мы становимся едины с ветром и едины с темным небом и
звездами впереди, и барьер - уже забытая уменьшающаяся точка - позади, и
шасси поджимается и прячется в моей алюминиевой бесшовной коже, и
воздушная скорость уже один девять ноль, и рычаг закрылков вперед, и
воздушная скорость два два ноль, и я в своей стихии, и я лечу. Я лечу.
Голос, который я слышу в мягких наушниках, не похож на мой. Это голос
человека, занятого только делом; говорит человек, которому еще многое
предстоит сделать. Однако это мой большой палец давит на кнопку микрофона,
и это мои слова просачиваются через приемник на вышке. "Уэзерсфильд,
реактивный самолет ВВС два девять четыре ноль пять вышел на курс, покидаю
вашу станцию и частоту".
Мой самолет легко набирает высоту в чужом чистом воздухе над южной
Англией, и мои перчатки, не желающие мириться с бездельем, двигаются по
кабине и доделывают то, что им было поручено. Стрелки высотомера быстро
проходят отметку 500 футов, и пока мои перчатки заняты тем, что убирают
отражатели двигателей, подают давление в сбрасывающиеся баки, отстегивают
аварийный карабин от вытяжного троса, включают пневматический компрессор,
я вдруг замечаю, что нет луны. Я надеялся, что будет луна.
Мои глаза, по команде зрителей за ними, еще раз удостоверяются в том,
что на всех ма-
леньких шкалах приборов двигателя стрелки находятся в пределах
нарисованных на стеклышках зеленых дуг. Добросовестная правая перчатка
переводит регулятор подачи кислорода с положения "100%" на "норм." и
устанавливает в черных окошечках передатчика ультравысокочастотной
командной радиостанции четыре белые цифры: частоту направляющего меня
радара.
Незнакомый голос, который на самом деле мой, говорит с
радиолокационной станцией, направляющей мой полет. Голос способен вести
разговор, перчатки способны передвигать рычаг газа и рычаг управления, и
самолет плавно набирает в ночи высоту. Впереди, за покатым лобовым
стеклом, за сокращающейся стеной чистого воздуха, меня ждет непогода. Я
вижу, что она вначале жмется к земле, низко и тонко, словно не уверена в
том, что ей дано задание расстелиться именно над сушей.
Три белые стрелки высотомера минуют отметку 10 000 футов, задавая
моей правой перчатке задание проделать еще одну, меньшую порцию
физического труда в кабине. Сейчас перчатка набирает число 387 в
треугольном окошечке на панели управления радиокомпаса. В наушниках - чуть
слышные сигналы азбуки Морзе А-В - позывные радиомаяка Абвиль.
Абвиль. Двадцать лет тому назад абвильские ребята, летавшие на
самолетах "Мессер-
шмитт-109" с желтой спиралью пружины вокруг пушки на обтекателе винта,