"Ричард Бах. Чужой на земле" - читать интересную книгу автора

были лучшими военными летчиками Люфтваффе. Абвиль - это место, в которое
надо было идти, если ищешь драки, и которое надо было обходить, если у
тебя вместо пулеметных патронов брезентовые мешки. Абвиль на одной стороне
Ла-Манша, Тангмер и Биггин-Хилл - на другой. "Мессершмитт" на одной
стороне, "Спитфайр" на другой. А в хрустальном воздухе посредине -
переплетение инверсионных следов и падающих шлейфов черного дыма.
Единственное, что разделяет меня и желтоносый "Me-109" - это
небольшой поворот реки, зовущейся время. Волны прибоя на песке Кале. Шепот
ветра над шахматной доской Европы. Быстрый бег часовой стрелки. И вот тот
же воздух, то же море, та же часовая стрелка, та же река времени. Но
"мессершмиттов" нет. И величественных "спитфайров". Если бы мой самолет
сегодня пронес меня не вдоль реки, а срезал бы по прямой ее поворот, мир
показался бы таким же, как и сегодня. И в том же воздухе еще раньше
"мессершмиттов" и "спитфайров", в таком же, но в другом объеме старого
воздуха, с запада идут и попадают в луч прожектора над Ле-Бурже "лате" и
"лонли райан". А там, над притоками реки, все кружат стаи "ньюпоров",
"пфальцев", "фоккеров", "сопвизов", "фарманов", "блерио", "райтов",
дирижаблей
Сантос-Дюмона, монгольфьеров, ястребов. А люди смотрели вверх с
земли. На небо, точно такое же, как сегодня.

Небо вечно, а человек мечтает.
Река течет.
Небо вечно, а человек борется.
Река течет.
Небо вечно, а человек завоевывает.

Сегодня Тангмер и Биггин-Хилл - это слабоосвещенные бетонные
прямоугольники под облаком, скользящим под моим самолетом, и аэропорт
рядом с Абвилем - в темноте. Но все же тут есть кристально чистый воздух,
и он шепчет над фонарем кабины и врывается в зияющее овальное заборное
отверстие, от которого до моих сапог лишь расстояние, равное длине
пулемета.
Грустно вдруг оказаться живой частью того, что должно принадлежать
старой памяти и помутневшим пленкам фотокинопулемета. Я здесь, на дальнем
берегу Атлантики, для того, чтобы быть всегда готовым, чтобы создать новые
воспоминания о Нашей победе над Ними и нажимать на курок, который прибавит
еще несколько футов к отснятой фотокинопулеметом пленке. Я здесь, чтобы
стать частью Войны Возможной, и я не могу быть нигде больше, если она
сделается Войной Настоящей.
Но вместо того, чтобы узнать, как ненавидеть или хотя бы не жалеть
врага, грозящего
нам с той стороны мифического железного занавеса, я узнал, вопреки себе,
что на самом деле и он может быть человеком, человеческим существом. В
течение моих недолгих месяцев в Европе я жил вместе с немецкими летчиками,
норвежскими летчиками, с летчиками из Канады и из Англии. Я обнаружил, и
это меня даже несколько удивило, что американцы - не единственные люди в
мире, которые летают на самолетах просто оттого, что любят на них летать.
Я обнаружил, что летчики, из какой бы страны они ни были, говорят на одном
языке и понимают те же недосказанные слова. Они сталкиваются с теми же