"Вольдемар Бааль. Источник забвения" - читать интересную книгу автора

старики посиживают. Авось опять встретимся, а?
- Может быть. Всего доброго.
- Всего доброго.
"Странный дед, - думал Визин, шагая по теневой стороне улицы. -
Отставной, видите ли, волюнтарист... Апологет доярок... Вот возьму и махну
в "Новую жизнь", к Екатерине Кирилловне. А что?! Свободная личность - что
хочу, то и делаю. Познакомлюсь с доярками, попьем чаю, поделимся
соображениями. И пусть все эти Сонные Мари проваливаются к чертям... Вот,
пожалуйста: уже и настоящая тема появилась, истинно долголожская тема -
Е.К.Кравцова. А все-таки как правильно: "долголожская" или
"долгологская"?.. Следовало бы выяснить..."
Уже потом он узнал, что бывшего председателя, человека в высшей степени
честного и достойного, погубила страсть, которой он противостоять не смог,
так как не умел лгать и притворяться; а Катя Кравцова была на четверть
века моложе, и у нее была семья... "Волюнтаризм" послужил ширмой...
Визин увидел киоск, купил вчерашний номер "Зари". Под названием стояло:
"Орган долгологовского районного Совета депутатов трудящихся".
Визин свернул газету, пошел в гостиницу, принял душ и завалился на
диван; заваливаясь, он глянул в окно: там, на просторной стеклянной глади,
чернела утлая лодочка, из которой торчала согбенная фигура. Визину
хотелось зашторить окно, чтобы отгородиться от этого слепящего света, но
подняться не было сил.
Ему представилась Тамара, сидящая на удобном, как кресло, валуне перед
этюдником и пишущая горные пейзажи: перевалы, например, или ледник, или
стремительный поток и висячий мостик над ним... А как бы она, скажем,
написала это вот озеро? Озеро с одиноким рыбаком... Нашла бы она данный
сюжет заслуживающим внимания художника?..
Уже после того, как было сделано открытие и прочитаны мэтровские
"Медиаторы торможения", Тамара, как бы через силу, потащила его на
выставку ее приятелей. Визин ходил мимо полотен, не испытывая никаких
чувств; его лишь удивляли иногда краски или сюжет, или что-нибудь
диковинное, когда сочеталось, сводилось вместе, казалось бы, несочетаемое
и несводимое. И как раз о тех картинах, которые были ему самыми понятными
и привлекательными, друзья Тамары говорили с усмешкой - "литература".
Звучало это негативно, и Визин не мог понять, почему "литература" -
значит, "плохо".
Потом в кафе тесно сидели за столиком - Тамара с Визиным и художник
Никита со своей поклонницей Женей. А другие художники сидели за соседними
столиками. Визин не помнил, о чем именно начался разговор, - да он, по
правде, и не прекращался с тех пор, как покинули выставочный зал, - он
помнил лишь басовитый голос Никиты, рассуждавшего о том, что чрезмерное
увлечение динамикой при изображении человеческого, скажем, лица привело к
искажению этого лица, и динамика стала самодовлеющей, и тут критикам,
вопящим о формализме, ничего не возразишь.
- Я, - говорил Никита, поглядывая на Визина, - за то, чтобы накренились
в другую сторону. Вот изобразите мне статичность, полную атараксию.
- Но это же просто старинная фотография, - сказала Тамара.
- Согласен: крайность. Но когда сталкиваются две крайности, положение,
как правило, постепенно выравнивается.
Визин понимал, что говорится все это в известной мере для него и из-за