"Ованес Азнаурян. Иоганн Буш " - читать интересную книгу автора

Примечательного за окном ничего не было, только был мост, по которому ездили
поезда, а под мостом - машины. Когда поезд проезжал по мосту, весь наш дом
трясло, как во время землетрясения, и мы с Бертой выбегали, как дети, на
балкон, чтоб посмотреть на поезд. Если это бывало ночью, то на балкон
выбегал я один, потому что Берта спала и не просыпалась даже от гудка
паровоза. У нас было 2 балкона: один, прилегающий к гостиной, выходил на
улицу, другой, прилегающий к кухне, выходил во двор. Там, внизу (жили мы на
пятом этаже), были деревья и старушки, сидящие на скамейке и греющиеся на
солнышке, и Берта и я дуамли, что смотреть на мост и поезд намного
интереснее, чем смотреть на старушек, и поэтому мы на кухонный балкон и
вовсе не выходили... Видишь, Берг, я все помню! Помню, как по утрам солнце
пыталось проникнуть в нашу спальню сквозь шторы, и как было хорошо
просыпаться в одной постели с Бертой, и я вставал очень рано, чтоб писать, а
Берта продолжала спать. Для того, чтобы хорошо написать дневную порцию
работы, необходимо был осделать 4 вещи: проснуться с восходом солнца,
принять ванну, выпить большую чашку кофе и выкурить две сигареты. Эти четыре
действия давали ощущрние того, что ты гений, и это было уже полдела.
Остальное, как говорится, был оделом техники, потому что всегда было, о чем
можно было написать в романе. Не веришь? Это чистая правда. Я тогда был
уверен, что если писатель говорит, что работа застопорилась, то это лишь
означает, что он ленится. Я уже тогда знал, что очередную главу нужно начать
с самого простого предложения. Берг, милый, я тогда действительно был
уверен, что всегда есть, о чем писать. А писал я в гостиной, сидя за большим
столом (письменного стола у нас не было). Писал я еще с того времени в
маленьких зеленых блокнотах. Я бы тогда предпочел писать на машинке, но у
меня еще не было машинки, да и Берта была против ("Этого еще не хватало,
чтоб ты стучал на машинке!" - говорила она.)... Я писал, Берг, по утрам, а
потом Берта просыпалась и начинала расхаживать голая по квартире, и я
старался не смотреть на нее и писал. Но потом я все же бросал блокнот и
ручку в сторону, и мы любили друг друга. И так прошло то первое лето нашей с
Бертой супружеской жизни, и это был уже 1974 год. С сентября я стал
преподавать в школе (история), и с деньгами у нас стало немного легче, хотя
и преподавание в школе для меня было тягостным (я терял слишком много
времени, и это мешало роману). Но я благодарен этому времени в школе, потому
что оно мне очень помогло впоследствии, когда я преподавал в разных
университетах мира. Интересное это было время, Берг, когда я был школьным
учителем, но еще интереснее было писать роман, и я все равно писал его, и в
октябре-таки закончил, и книга вышла в свет, и с тех пор наша жизнь круто
изменилась, и мы немного рабогатели. В ноябре же 1974 года родилась Марта, и
мы перестали больше жить в той квартире с зелеными стенами, и не потому, что
вернулись старые хозяева, а потому что мы купили новую, свою, побольше. Вот
такие дела, Берг.
Иоганн Буш опять помолчал, но на часы смотреть не стал. Он знал, что
все равно рассвет близко уже.
- Жизнь наша пошла совсем другая, Берг, не похожая на прежнюю, и книги
появлялись одна за другой, и приходила понемногу известность, а вскоре ты и
вовсе оказывался желанным гостем во всех редакциях престижных журналов, и
денег становилось все больше и больше, и мы с Бертой и Мартой часто ехали в
Бонн, и я стал называться "столичным молодым автором, подающим большие
надежды"... А потом незаметно пролетели 13 лет. Тринадцать лет, Берг,