"Илья Ильич Азаров. Осажденная Одесса " - читать интересную книгу автора

сбрасывались не люди, а мины. Освещенные лучами прожекторов, они принимались
сначала за парашютистов. Оказалось, что во время разговора командующего
флотом по ВЧ разорвалась не бомба, а мина, упавшая вблизи памятника
затопленным кораблям.
После налета вражеской авиации пришло донесение с Дунайской военной
флотилии: на рассвете, в 4 часа 45 минут, с румынского берега и полуострова
Сату-Ноу был открыт артиллерийский и пулеметный огонь по советскому берегу,
портовым сооружениям Измаила и кораблям Дунайской военной флотилии. Дунайцы
ответили огнем по румынскому берегу и полуострову, и к 6 часам 30 минутам
огневые точки противника были подавлены.
Нас обрадовали эти известия: они говорили о том, что Дунайскую военную
флотилию, как и главную базу флота, враг не застал врасплох.
Узнав, что в районе Приморского бульвара и на улице Подгорной
взорвались мины, я пошел туда, размышляя о всем виденном и слышанном.
Около Приморского бульвара окна в домах были выбиты, под ногами
хрустели осколки стекла. Некоторые дома, и особенно здание филиала Института
физических методов лечения имени Сеченова, повреждены взорвавшейся вблизи
миной. Среди больных, находившихся на излечении, насчитывалось много
контуженных и раненых. [18]
Мина упала в воду у памятника затопленным кораблям. У берега было
мелко, и она взорвалась. Но памятник с орлом, распластавшим свои могучие
крылья, - символ славы Черноморского флота - не пострадал. На берегу и в
воде валялись лоскуты светло-зеленого парашюта.
На Подгорной улице был полностью разрушен жилой дом. От того же взрыва
получили повреждения и дома на улице Щербака, расположенной рядом.
Создавалось впечатление, будто в эти дома стреляли из пушек прямой наводкой.
Во многих домах вылетели не только стекла, но и рамы.
Среди мирных жителей Севастополя появились первые жертвы - 30 человек
убитых, 200 раненых и контуженных.
Своевременное затемнение Севастополя и огонь зенитных батарей и
кораблей помешали вражеской авиации более точно заминировать фарватеры,
чтобы воспрепятствовать выходу кораблей из бухты и парализовать активные
действия флота.
С утра подразделения охраны водного района приступили к тралению
подходов с моря.
Это было тяжелое утро - первое утро Великой Отечественной войны.
Война - и еще не война: не было никаких официальных сообщений о нападении.
Где-то в глубине души теплилась крохотная надежда: а вдруг то, что случилось
в Севастополе, только провокация фашистов...
Я стоял на Графской пристани и глядел на тральщики, впервые вышедшие на
боевое траление, на ощетинившиеся палубы кораблей, на суровые лица
командиров, направляющихся прямо с барказов и катеров в штаб за
дополнительными указаниями. Снова восстанавливал в памяти быстро пролетевшую
ночь - и стало беспощадно ясно: война!
В тот же день мы получили из Москвы официальное сообщение о вероломном
нападении германского фашизма на нашу Родину.
Повсюду в частях и на кораблях прошли митинги. Командиры и краснофлотцы
клялись защищать Родину до последней капли крови, сражаться с врагом так же,
как сражались отцы в гражданскую войну. "Наше дело правое - мы победим" -
было на устах [19] у всех. Однако всей глубины опасности, которая нависла