"Аврелий Августин. О свободе воли" - читать интересную книгу автора

я полагаю, эти вещи мы постигаем с помощью разума и узнаем, что дело обстоит
таким образом.
Эводий. Скорее, я считаю, мы постигаем разумом, что есть некое
внутреннее чувство, которому передается все от этих пяти известнейших
чувств. Ибо действительно, одно дело -при помощи чего животное видит, а
другое -при помощи чего оно избегает или стремится к тому, что воспринимает
зрением. Ведь первое чувство - в глазах, второе же внутри самой души,
благодаря чему животное не только к тому, что видит, но и к тому, что слышит
и что воспринимает прочими телесными чувствами, либо стремится и
завладевает, если объект понравился, либо избегает и отвергает, если он
вызвал неудодовольствие. Однако это чувство не может быть названо ни
зрением, ни слухом, ни обонянием, ни вкусом, ни осязанием, но чем-то иным,
что управляет всеми ими вместе. Это то, что мы постигаем с помощью разума,
как я сказал, однако, само это свойство разумом мы назвать не можем, потому
что оно, очевидно, присуще также и животным.
9. Августин. Я признаю эту способность, чем бы она ни была, и не
сомневаюсь назвать ее внутренним чувством. Но то, что доставляют нам
телесные чувства не может дойти до сознания, если не пройдет через
внутреннее чувство. Ведь все, что мы знаем, мы постигаем благодаря разуму.
Однако мы знаем, - о прочем я умолчу, - что ни цвета слухом, ни голоса
зрением воспринять нельзя. И хотя мы знаем это, но этим знанием мы обладаем
не благодаря глазам или ушам и не тому внутреннему чувству, которого не
лишены и животные. Ибо не следует думать, что они знают, что свет не
воспринимается ушами, а голос - глазами, так как мы осознаем это благодаря
разумному вниманию и размышлению.
Эводий. Не могу сказать, чтобы я понял это. Действительно, что если с
помощью этого внутреннего чувства, которого, ты допускаешь, не лишены и
животные, они определяют, что нельзя воспринять ни цвета слухом, ни голоса
зрением?
Августин. Неужели ты полагаешь, что они способны различить эти
моменты,- цвет, который воспринимается глазами, и чувство, которое присуще
глазу, и это внутреннее чувство в душе, и разум, который все это по
отдельности определяет и перечисляет.
Эводий. Отнюдь нет.
Августин. В таком случае, мог ли бы этот разум отличать друг от друга
эти четыре момента и разграничивать при помощи определений, если с ним не
был бы соотнесен и цвет через восприятие, присущее глазам, и, с другой
стороны, само восприятие через то внутреннее чувство, которое им управляет,
и то же внутреннее чувство через себя само, если только его не опосредует
уже ничто другое?
Эводий. Я не вижу, каким образом дело могло бы обстоять иначе.
Августин. Тогда, разве ты не видишь того, что цвет воспринимается
зрительным ощущением, однако, само это ощущение не воспринимается тем же
самым ощущением? Ведь тем ощущением, которым ты воспринимаешь цвет, ты не
воспринимаешь также и само зрение.
Эводий. Конечно, нет.
Августин. В таком случае, постарайся это различать. Ибо, я полагаю, ты
не станешь отрицать, что цвет это одно, а восприятие цвета - другое, а также
нечто другое, - даже когда цвет отсутствует, обладание чувством, благодаря
которому цвет можно было бы воспринять, если бы он был налицо.