"Владимир Авдеев. Страсти по Габриэлю " - читать интересную книгу автора

себя нещадный цветной колотун, то и дело выискивая спасительный маяк,
облеченный в женственные черты, заданные моим воображением. Я загнал себя
дожидаясь, и едва наступила пауза, наконец-то раз родившаяся чем-то
медлительным, и ноги безотчетн понесли меня влево, но ничего подобного этому
женообразному оазису я не нашел.
В течение тридцати-сорока секунд мне нужно было увидеть хотя бы что-то
подобное, ибо я достаточно хорошо разглядел ее. Н на глаза напросился
мальчуган, не отпускающий юную мать в скользкую суматоху субботнего веселья
и держащий в ручке пряничного человечка. Эти тридцать-сорок секунд
отломились и измельчились в мгновения, а мальчик откусил голову у пряничного
человечка. Оркестр погряз в буйствах, и мальчуган, глядя на меня и
ежемгновенно балованно проверяя и убеждаясь в близости матери, откусил
поочередно руки и ноги пряничному человечку, и колесованное молочнозубым
ртом тело утаительно убежало под кресла.
Я возвращаюсь на то место, что несколько раз пробовал называть своим
домом, совершенно ночью, надел розовые очки, и розовая тьма с нешуточным
подрядом на красоту по причине большей, чем обычно, прозрачности скорее
довела меня к моему искусственному пристанищу. Я был благодарен моему
искусному Богу, ибо тот не позамялся и не бросил в объятия мне желанный
контур. Он оставил меня половинчатым, во мне сделалось несказанное веселье,
ибо я понял, что страдание имеет тьму тоскливых философий. Когда же
удовольствие обретет подлинного философа, арбитра наслаждений? Если можно
получит удовольствие сегодня, то незачем откладывать его на завтра - оно
может простыть. Служанка куртуазно глянула на хмельную блестящую обузу моих
глаз и один ее седой волос набросил на себя каштановую шаль. Ее взгляд
перебил речь, а миловидный надменный пасынок Бахуса в зеркальной крылатке
катался внутри моего лба на роликовых коньках из мизерных пузырьков
шампанского, не желающего умирать столь скоро и буднично. В тот миг я на
девять десятых состоял из музыки, ибо только с ее помощью и мог прожить то,
что со мной принципиально не может случиться, а именно: желаемое земное
счастье. Я был рад, что не обрел того, чего хотел, ибо, не получая
желаемого, становлюсь много сильнее, и кровоточащее воображение мое,
набираясь беспошлинных сил, влечет меня далее, и с каждым новым мгновением
нератифицируемого реальностью счастья я становлюсь не равен себе
предшествующему. Если я Луду отяготительным реалистом, то не смогу быть
буйно помешанным оптимистом. Ну а коли мне не сносить пурпурной тоги
оптимиста, я не сумею вести себя активно по отношению к жизни, а отсутствие
жизненной активности - следствие вырождения, ну н вырождение - слишком уж
простое для меня ремесло. Не самый важный вопрос в философии, к какой именно
ветви она примыкает: материалистической или идеалистической, но самая суть
при рассмотрении той или иной концепции кроется в том, какова сия философия:
оптимистическая или же пессимистическая.
Я плясал, я улыбался, с меня и того было довольно. Я был одинок, но я
двигался. Дабы узнать жизнь, потребно устраниться из нее, ибо представление
о подлинных просторах бушующего океана недостижимо для того, кто будет плыть
в нем, но достижимо лишь для того, кто пребудет в парении над ним.
Если завтра мои новоиспеченные сослуживцы будут вновь корить меня
"воздушными замками", я плюну им в лицо моей ангельской инфантильной
улыбкой, и им нечем будет ответить, ибо поля наших битв лежат в разных
плоскостях и пересекаются лишь на пыльных травянистых обочинах, где мне