"Владимир Авдеев. Страсти по Габриэлю " - читать интересную книгу автора

они поутолили свои гадкие смехи и явили ярчайшие образчики инсценированной
божбы и многочисленных красноречивых предложений "обыскать все их вещи". Я
не внял этим предложениям, так как знал наверняка, что подобные предложения
исходят от людей либо укравших, либо ежемгновенно готовых к краже. Хозяйка,
приобретая верующих в ее искренность, привычно всплеснула руками, картинно
затем примостив их на своей мнемонической груди. Полицейский же прижимисто
суетился, волхвуя над актом, неподражаемый жар его исполнительности и
подагрического лада сконцентрировался в том, что он, потешно вышагивая по
моей комнате, всячески избегал диагональных маршрутов.
Ехидные, охочие до чужих горестей взгляды мгновенно вылиняли.
Пресловутая объемность всех окружавших меня персонажей низвелась до
безобразной простоты рисунков, не оделенных светотенью. Евгений и Серж,
казалось, присели на корточки. Полицейский провел по лицу рукой, и оно
размазалось между хлопьями постного воздуха и жирными пальцами. Хозяйка
стала невидимой на фоне дверного проема. Мой сюртук сделался тесным от
наступающих легких. Люстра, бывшая стеклянной и. недорогой, вдруг неожиданно
подалась вверх, гоня потолок, но, подтягиваясь по железной цепи, она не
делалась меньше в глазах моих, а, напротив, росла. Скромное убранство ее
сделалось раскидистым хрустально-золотым подолом, светородные шпили свечей
множились в геометрической прогрессии с такой похмельной быстротой, что я,
пожалуй, не удивился бы, что селение X, обобранное светом, погрузилось во
тьму, храня освещение лишь в моей комнате. А та, непомерно раздавшись в
размерах, устлалась дорогими коврами и шкурами редких зверей. Множество
самой изысканной мебели само просилось служить, даруя телу блаженную негу и
отраду глазам, гадающим, с какой инкрустацией лучше сдружиться. Тишина
завилась гомонами степенных голосов гостей, готовых вот-вот воссесть за
ломящийся от экзотических блюд и цветов стол.
Пусть выбьется из сил виночерпий и серебряный ковш от прикосновений к
вину изотрется до дыр! Пусть флейтист изранит свое блаженное древко
лакомствами новых импровизаций! Пусть церемониймейстер растает от тостов!
Пусть дамский чарующий смех станет разновидностью обычной и чтимой мною
тишины...отныне я буду думать, что если у меня отнято что-то судьбой, то это
значит, что оно было истрачено мною на удовольствия и мне есть теперь что
вспомнить. И чем больше у меня выкрали денег, сил, эмоций, надежд, то,
следовательно, тем больше я получил удовольствий.
Пир был неслыхан!
Я исчез на три дня, а после...
Еще несколько дней все недоумевали при виде влажной истомы,
перекатывающейся по моему лицу, когда я закатывал глаза и лишь приговаривал,
изнемогая от чарующей силы впечатления: "Боже, пир был неслыхан, я
заблудился в гулких дебрях поцелуев и..."
Меня не так легко победить, ибо в конечном счете человеку ничего не
остается, как быть героем. Ситуация сама всегда вынуждает быть победителем,
даже если тризна проигрыша больше устраивает.
Я протаранил время и ситуацию, и беспошлинные воспоминания о
неожиданном празднике стали тускнеть.
Я не белое называю черным и черное белым - я белое и черное называю
разноцветным.

 8