"Владимир Авдеев. Страсти по Габриэлю " - читать интересную книгу автора


 9

Сегодня я впервые
должен был почувствовать физическую боль, так как изрядно порезался
ножом для разрезания бумаг. Как только порез - следствие моей
благоденствующей не осторожности - был произведен, я тотчас, как в
шаловливом детстве, изготовился к осторожному сглатыванию болевой информации
и завороженному рассматриванию неотвязчиво текущей крови.
Но...
ни того, ни другого не случилось. Я потрогал рану пальцами здоровой
руки, точно сомневаясь в ее материальном существовании: раны на теле всегда
казались не изъянами, а, напротив, физическими приращениями,
освидетельствованными затем жесткими валиками шрамов. Однако же эта не дала
знать себя. Я приник к ней губами, точно обыскивая глухонемым поцелуем рот
возлюбленной.
Там было пусто.
Тогда я, приветливо обидевшись на нее, захлопнул, точно походный
кошель, алые складки несостоявшегося кроветворного родника, доверив
срастаться как заблагорассудится. Вспомнился госпиталь, окутанный затхлым
запахом. Тот вечер, прогуливаясь возле него по шуршащему паркету из
несметенных листьев, я выведал у прохожего, обутого в нелепые желтые
ботинки, что сей благодетельный храм давно уже пустует. Опрошенный толком не
в силах был припомнить, когда же отсюда вышел последний больной, благодарив
человека за услужливый экскурс в историю селения X и посмотрев на руку, я
тотчас узрел, что никаких следов пореза на ней не сохранилось. В тот же
момент, превозмогая тишину, меня попросили посторониться. Это дворник,
запряженный кожаный фартук, с дионисийской бодростью сметал листья, обнажая,
как и следовало ожидать, каменную мостовую. Один из листьев погнался за моей
подошвой. Я анализировал факты, обрывки разговоров, частоколы газетных
столбцов, источающих свинцовость, и пришел к обескураживающему выводу: в
селении X больных не было. Или, по крайней мере, все следы о наличии оных
мастерски скрыты.
Я примелькался на улицах, и теперь стоило мне появиться в каком-нибудь
мало-мальски людном месте, как наиболее праздная часть случившейся здесь
публики откликалась на мое появление желчными пустотелыми усмешками, и уши
одних инстинктивно льнули к паточным устам других, гальванизируя причудливые
сплетни. Мой вечерний променад омрачался ехидными, колкими взглядами
гимназисток, украдкой обнимающихся в кипарисовых аллеях с развязными
молодыми людьми в красных шарфах. Как кротки были те же барышни, спешащие
днем изучать божье слово, чистописание и благородные манеры! Все возрастные
группы селения X смотрели на меня как на некий чуждый элемент, что заранее
не может быть допущен в узкий круг их прихотей и повадок. Мне была чужда
ностальгия по обществу, если этот суррогат общения можно именовать таким
образом.
Судьбичность моя была и впрямь поразительна Стоило мне ненароком
сблизиться с одним пожилым мужчиною из конторы, как он тотчас пригласил
выпить с ним бутылочку вина. Я не имел ничего против, тем более что мужчину
этого звали Фердинандом. Он был крупен телом и манерами и довольно
безобразен в том и другом. Одет крайне неряшливо, с былыми оттенками