"Владимир Авдеев. Страсти по Габриэлю " - читать интересную книгу автора

чопорной изысканности производил впечатление человека, давным-давно
памятовавшего, что есть всамделишное благоденствие. Он, как и многие здесь,
бравировал местечковой грубостью. Кроме того, увы, неподвластное ему марево
морщин в совокупности с осыпавшимся искрометным блеском глаз сожалительно
выдавало беспробудного пьяницу.
В узком коридоре он стоял противу света, и потому, приближаясь к нему с
кожаной папкой в руках, я узрел лишь фасонную кляксу его фигуры,
колыхающуюся в паутине далекого окна, густо замазанного солнцем.
-Никак пройти хочешь?- сбился он на фамильярность, выжидая ответную
реакцию.
-Не отказался бы,- говорил я, смиренно-отрадно вглядываясь в чадные
очи.
-Так ведь там то же самое? - Он, очевидна ожидал шокировать меня
остротой постановки вопроса. Но я предпочел уйти от разящего лезвия вопроса,
дабы подождать, каковым же будет второй удар.
-Я знаю, и меня это не так пугает, как вас, ибо я живу старыми
привычками.
Мельком я узрел, что кремового цвета панталоны были едва заметно, но
настойчиво порваны на колене, а бретерские столичные цветные прюнелевые
туфли недосчитывались нескольких перламутровых пуговок на боку. Длинный
комфортный сюртук был брюзгливо измят, выдавая живот. Фердинанд так же легко
облеплялся кожурою тягучей улыбки, как и впадал в категоричность своей
озорной грубости. И не лицом единым, а всею своею неотесанною армадой, то
вялой, то ретиво-подвижной, потворно легко, даже как-то по-медузьи перетекал
из одного доподлинного состояния в другое. Слово "детина" само просилось
быть единственным его определением. Но едва я прошелся по "старым
привычкам", как тотчас смог уловить, что улыбка чисто геометрически
сделалась меньше и в нее попал членовредительный камень. Глаза стали
совершенно матовыми, а то, что было за ними, лихорадочно бросилось искать
прошлое и изранилось в поисках румяного детского озарения.
-Да, первые восемь лет я тоже жил старыми привычками и не замечал всего
этого... - Он как-то чувствительно обмяк, и света в коридорном проеме
сделалось больше, хотя от этого и не стало светлей. Мгновение спустя он уже
протягивал мне руку с бесхитростной неловкостью человека, запамятовавшего
сделать это сразу, ибо как-то просто и ненатужно выяснилось, что мы с ним
оба уроженцы столицы. Время от времени он приходил в приятные восторги, и в
эти мгновения я старался не беспокоить его, водворял краткие эластичные
паузы.
Мы говорили так, словно были знакомы уже преизрядно, и панцирная
грубость его сбежала быстрей, чем я мог себе в том отчитаться. В условленный
час мы встретились возле входа в контору и пошли в его дом. Он проживал
одиноко в таком же заведении, как и я, только дешевле. Следы запустения
здесь сделались уже собственно запустением: подслеповатый паркет местами
увечно стеснялся являть свой наборный рисунок, комод ольхового дерева,
большой тесовый стол, диванчик с плетеной спинкой, по виду которого можно
уже догадаться, как он будет скрипеть, разномастные стулья, подсвечник с
выбитой из седла свечою и всюду разбросанные одеяния госпожи Пыли, а также
канонически гола женщина в покосившейся рамке, которая в такой обстановке
могла вызывать не больше эротических эмоций чем крепостные стены и дозорные
башни бывшего женского монастыря. Вино, разлитое в рюмки, сошедшие на стол