"Юрий Авдеенко. Явка недействительна " - читать интересную книгу автора

- Давай этого слона выкатим. Молоток у меня есть. Может, шасси
выпрямить удастся.
Я сбросил шинель. Сорокин - куртку, потому что солнце уже висело над
лощиной и было тепло и немного душновато.
Стоило обойти самолет, как я сразу убедился, прежде чем его выкатить,
нужно избавиться от кустарников, в которые он зарылся, как телега в сено.
А Сорокин раздражительный. Психует по каждому поводу. Кусты ругает,
горы тоже ругает...
Возимся мы полчаса, возимся час. Машина по-прежнему в кустах. И надежда
вытащить ее с каждой минутой подтаивает, как льдинка. А у меня в голове
только одна мысль: надо спешить в Туапсе, надо спешить...
Вдруг за спиной - бас:
- Руки в гору!
Поворачиваюсь. Ребята обросшие, с карабинами. А на шапках красные
ленты. Партизаны, значит.
- Братцы! - кричу я. - Какая удача!
- Шакал тебе братец, сволочь господская. Поднимай руки!
Партизан шестеро. А который басит, тот, видимо, главный. Здоровый
такой. Насупленный. Брюки ватные, в сапоги заправлены. Стеганка желтыми и
зелеными пятнами покрыта - на земле, знать, лежал.
Как гаркнет:
- Обыскать!
Ко мне невысокий подбежал. Мужчина годов на тридцать. С лица белый, и
ресницы, и брови, и глаза белесые, а губ словно совсем нет - уж такие они
тонкие.
Опасливо сказал:
- Ты только не шуткуй. А то вмиг начинку свинцовую схлопочешь.
Обшарил он меня. Документы, револьвер - все забрал. Вслух читает:
- "Поручик Никодим Григорьевич Корягин, офицер связи Пятого
кавалерийского корпуса генерала Юзедовича..."
У партизан глаза от удивления на лоб лезут.
- Вот так птица!
- Ну и гусь!
Потом удостоверение Сорокина читать стали:
- "...есть действительно краснофлотец воздухоплавательных частей..."
Реплики:
- А сигары в розовой коробке - барские...
- Ни черта не поймешь!
- Словно на ярмарке.
Тонкогубый:
- А мне все, как сквозь стеклышко. Поручика предлагаю при эроплане
шлепнуть, а краснофлотца частей этих самых, - он показал рукой на небо, -
доставить до командира.
Главный тяжело вздохнул, почесал затылок. Этой секундой я и
воспользовался.
- Меня нельзя при аэроплане шлепать, - говорю. - У меня специальное
задание... Ведите и меня к командиру.
- Брешет он, собака белогвардейская! - закричал тонкогубый и щелкнул
затвором. - Хватит, попили нашей кровушки.
Он, этот тонкогубый, может, и прикончил бы меня сразу, но молчавший до