"Юрий Авдеенко. Явка недействительна " - читать интересную книгу автора

этого Сорокин психанул окончательно.
- Вы что, очумели, паразиты проклятые! Никакой он не белогвардеец, а
самый настоящий боец Красной Армии...
Сорокин хотел сказать еще что-то, но тонкогубый опередил его, визгливо
выкрикнул:
- Предлагаю шлепнуть у эроплана и ентого, - он указал штыком на
Сорокина.
- Не части, - поморщился главный. И в наступившей тишине задал Сорокину
коварный вопрос: - Ежели правду молвишь, ежели он рядовой боец Красной
Армии, - пауза, - тогда почему же на ем эта форма? И документы с печатями?
Сорокин горячо:
- Из разведки он. Из Девятой армии. К белым в Туапсе послан. Я его
доставить должен был. Да вот, - Сорокин горько вздохнул. - И на "сопвиче"
летал, и на "ньюпоре" летал, но более паскудной машины, чем "фарман",
встречать не приходилось.
Среди партизан - один такой спокойный, взгляд рассудительный. Борода
рыжая, как костер. Молчал он все это время. А когда Сорокин речь свою
закончил, вдруг сказал:
- Судить и рядить тут нечего. Стрелять у аэроплана этих людей мы не
имеем права. И это легко доказать... Если они на самом деле красные
разведчики, то наш самосуд явился бы преступлением... Если же они из корпуса
генерала Юзедовича, во что я не очень верю, то расстреливать их сейчас,
немедленно, тоже не имеет смысла. Ведь по пустяковым делам в наше время
людей на самолетах не посылают. Давайте отведем задержанных к командиру
отряда. Он допросит их. И примет решение.
- Золотая у тебя голова, Петрович, - сказал главный. - Поведем к
командиру.
- Голова не знаю, а борода - золотая точно, - улыбается Петрович. И
смотрит на нас без всякой злобы. С обыкновенным человеческим любопытством.

4

Балки, почерневшие, дубовые, распирали стены сарая, держа на себе
стропила, крытые старой дранкой. Солнечный свет, ручьями сочившийся сквозь
дыры, золотил паутину, которая точно сеть свисала между балками, а паук,
маленький, но пузатый, прятался в самом углу под крышей, поглядывая
крохотными хитрыми глазками.
Мы лежали на сухих кукурузных стеблях, что были свалены в углу сарая.
За дверью ходил часовой с винтовкой и мурлыкал какую-то незнакомую мне
песенку.
Лучи солнца, проникавшие в сарай, меняли угол, становясь все отвеснее.
Время двигалось к полудню, а я лежал в сарае, где-то у черта на куличках. И
меня охранял часовой, точно самую настоящую контру. Серега Сорокин глядел
виновато. И кусал губы. И клял свой "фарман" на чем свет стоит...
Командиром партизанского отряда оказался высокий, худощавый адыгеец в
богатой черкеске с серебряными газырями. Он не пугал нас, не матерился, не
грозился "шлепнуть немедля". Посмотрев наши документы, он выслушал доклад
старшего группы. Потом вежливо, с холодной улыбкой спросил:
- Как прикажете поступить, господа?
- Не господа мы, товарищи, - сказал Сорокин.