"Виктор Авдеев. Моя одиссея (рассказы) " - читать интересную книгу автора

огольцы. Уперев руки в бока, на деревянном жестком диванчике сидел смуглый,
черноволосый, откормленный человек в новой скрипящей кожанке. Хромовые
начищенные сапоги его блестели так, что в них можно было глядеться.
Причина для отдыха была вполне законная, и я поставил ведро.
- Что тут такое? - спросил я, пролезая в первый ряд огольцов.
- Да тут, понимаешь, пустячное дело, овца волка съела, а в общем
сопливых не хватает, тебя ждали, - и долговязый лохматый верзила схватил в
пятерню мое лицо, больно сделал "завертку"- скрутил набок нос и губы.
Я вырвался, попятился назад, но человек в кожанке потянул меня за
рубаху, и я очутился в его больших руках. Он, улыбаясь, оглядел меня со всех
сторон, пощупал мускулы, точно собирался покупать. Мои кудрявые волосы
настоятельно требовали мыла, гребня, с грязных ног до зимы не сходили цыпки,
и я всегда шмыгал носом.
- Вот этот мальчонка мне нравится. У тебя есть в городе родня?
Мой старший брат Владимир закончил школу второй ступени и уехал к
бабке, в станицу Урюпинскую. Теток я не считал за родню, а сказать, что у
меня есть сестры, постеснялся,
- Никого.
- Свободный казак? Ясно. Пойдешь ко мне в дети?
Я не знал: шутит со мной человек в кожанке или говорит взаправду, и
хотел было вырваться. Незнакомец крепко сдавил меня коленями, весело
продолжал:
- Откормим мы тебя, как рождественского поросенка, будешь ходить в
гимназию, нули хватать. Обижать тебя у нас некому: вся наша семья - жена да
я. Небось в приюте-то уж надоело за вошкой охотиться?
От общего внимания я не знал, куда деть глаза. Учиться я не очень
любил, а вот наесться хоть раз досыта, чтобы счастливо заснуть на кровати,
об этом мы все мечтали в интернате. "А что, если и в самом деле податься к
этому дядьке? - вдруг подумал я. - Может, он даже и колбасу ест!" Что я
терял? Правда, мне следовало бы сходить в приют бывшего епархиального
училища, где жили две старшие сестры, но советоваться с девчонками я считал
для себя постыдным.
- Я не знаю, - прошептал я, потупясь,
- Значит, не возражаешь? - улыбнулся незнакомец. - Молодчина! Отвага
мед пьет и кандалы рвет.
Вместе мы сходили к заведующему в канцелярию. Человек в кожанке забрал
мою метрику, и с тех пор я больше ее никогда не видел. Воспитатель принял от
меня ржавую койку, набитую клопами, застеленную прожженным папироской
одеялом. Я раздарил ребятам свои цветные карандаши, альбом с марками,
айданы. В сыром вестибюле меня стеной провожали воспитанники; лохматый
верзила с хохотом крикнул на прощанье:
- Завтра, Витька, еще увидим тебя на базаре в студне. Опробуем, какие
они на вкус, твои мослы.
Я съежился.
Входная дверь с тяжелым стуком захлопнулась за моей спиной, как бы
отрезав путь назад.
Ранняя ноябрьская заря окрасила холодное небо в тускло-кровавый цвет.
Под ногами шуршали жухлые листья, над облетевшими тополями Ермаковского
проспекта с карканьем носилось воронье.
- Запомни мои слова: покорное телятко двух маток сосет, - заговорил