"Виктор Авдеев. Моя одиссея (рассказы) " - читать интересную книгу автора

- Хочешь кушать, мальчик?
Надо мной склонился дородный мужчина в бобровой шубе: под его
вздернутым носом бабочкой присели маленькие усы, полные, розовые, холеные
щеки были гладко выбриты, от белого шелкового кашне пахло духами.
Я вспомнил, что не завтракал, и перестал хлюпать носом. Когда я не
хотел есть?
Мужчина в бобрах уверенно взял меня за руку.
- Идем со мной.
Перед ним почтительно расступились и образовали проход.
Новый мой патрон, как узнал я после, был богатый нэпман, арендатор
театра имени Шевченко - Боярский, здесь его звали администратором. Он привел
меня в контору, усадил на крытый канареечным шелком диван; актеры мигом
нанесли мне из буфета винограду, бутербродов, конфет, а дамы стали
восхищаться, какой я кудрявый да хорошенький. Я наелся и сразу успокоился.
Боярский послал за извозчиком; веселый молодой артист поехал со мной на
вокзал. Там мне позволили осмотреть всю огромную камеру хранения; около часа
отыскивал я свои корзины, чемоданы, саквояжи, вспотел от напряжения, но так
и не нашел. Почему их не было? Куда они делись? Увезла названая мать в
Казань? Однако зачем? Ведь она сама хотела вернуться обратно в Киев, чтобы
отсюда ехать в Польшу! И где в конце концов отчим?
Опять у меня на глазах выступили слезы. Мой веселый спутник тут же
показал забавный фокус, купил вафлю с кремом и стал успокаивать, что
"милиция знайдэ батькив". Вечером он повел меня в театр, и капельдинеры
сделали вид, будто не заметили, что я занял плюшевое кресло в первом ряду.
Украинского языка я совсем не знал, и это мне особенно нравилось: для меня
всегда были скучны разговоры артистов на сцене и главный интерес
представляли выстрелы из пистолетов и декорации.
Эту ночь хозяин гостиницы Гречка благосклонно разрешил мне провести в
том же номере. Следующий день прошел очень интересно: я вертелся за
кулисами, артистки опять пичкали меня бутербродами, конфетами, и я совсем
позабыл о пропавших "родичах". В сумерках администратор Боярский повел меня
к себе обедать. Он занимал большую квартиру в центре города, за Крещатиком.
По углам в зеленых кадках стояли странные деревца: с голым стволом и очень
длинными листьями на макушке. Вместо дверей между комнатами с притолоки до
пола свисали бархатные малиновые занавески с махрами. Очень жирная завитая
дама, сидя на черной, круглой, вертящейся табуреточке, играла на рояле;
нежный отсвет розовых, зеленых камней на ее пальцах мелькал по клавишам. Она
что-то там пела про "фа" и "до", я не понял, что это за песня. Возле
коромыслом изогнулся учитель музыки, отбивая такт лаковым башмаком.
- Ось той хлопчик, про которого я тоби дзвонив по тэлефону, - сказал
Боярский даме.
Администраторша быстро поднялась с табуретки, поцеловала мужа в щеку и,
схватив меня за руки, вытянула на середину комнаты.
- Ну, здравствуй, очень рада с тобой познакомиться.. Тебя звать
Боречка? А отчего, Боречка, у тебя такие грязные ногти? Не любишь умываться?
Ах ты, шалунишка, так нельзя, нель-зя-я!
Сморщив нос, мадам Боярская взяла золоченый флакон, согнутую трубочку и
обрызгала меня одеколоном. Она усадила меня на голубой плюшевый диван с
точеными ножками, устроилась рядом. Я вспотел, не знал, куда деть руки с
грязными ногтями, и держал их все время в карманах штанов.