"Мухтар Ауэзов. Путь Абая (Том 2)" - читать интересную книгу автора

выгоднее, чтобы обе стороны считались с тобой! А ведь в душе-то он только и
ждет схватки отца с Такежаном и сам исподтишка, как говорится "из-за шести
холмов", разжигает эту вражду. Уж если кто ставит здесь капкан, так это
Шубар!
Акылбай верно оценил положение. Шубар действительно был одной из
неисцелимых ран Абая. Эта рана глубокая, скрытая. Если Азимбай - жестокая,
но открытая язва, которую можно прижечь или вырезать, то Шубар - тайная,
липкая болезнь, грызущая внутренности, от которой нельзя избавиться. И оба
они родственники Абая, связанные с ним общей жизнью. Попробуй убежать, куда
от них убежишь? А Шубар вдобавок и сам неотступно вился вокруг Абая,
преследуя свои тайные цели.
И так же, как его сыновей, самого Абая мучила мысль об этих врагах,
стоящих рядом. Хмурая погода лишь усиливала эти мрачные мысли. И, достав
томик Пушкина, Абай погрузился в чтение, стремясь хотя бы на время уйти
мыслью от тяжелой действительности, найти в любимых стихах успокоение
тоскующему сердцу.
Айгерим сидела у очага, склонясь над лисьим малахаем, который она шила
мужу к зиме. На ней была крытая черным шелком шуба из лисьих лапок,
отороченная бобром и украшенная серебряными пуговицами с вделанными в них
кораллами. Головной убор, вышитый позументом, изящно повязанный, сверкал
ослепительной белизной. В этой нарядной одежде Айгерим, несколько
располневшая за последние годы, поражала своей созревшей красотой.
Абай порой отрывал от книги глаза и взглядывал через открытый тундук на
небо. Он уже дважды спрашивал Злиху, которая то и дело выходила по
хозяйству:
- Ну, как там тучи? Не расходятся?
В юрту вошли Магаш и Акылбай вместе с друзьями, с которыми они
позавтракали в своих юртах. Появились Ербол, Кокпай, Баймагамбет и Муха -
певец-скрипач. Они считались гостями самого Абая, тогда как молодежь -
Какитай, Дармен и начинающий певец Альмагамбет были гостями его сыновей,
Абай продолжал читать, и лишь когда рядом с ним сел на свое обычное место
Ербол, он снял очки, отложил книгу и обратился к другу с тем же вопросом:
- Как погода, виден просвет?
Айгерим с улыбкой подняла глаза на мужа.
- Что вы все беспокоитесь о погоде, Абай, будто сейчас зима и грозит
джут?[4]
Абай ответил ей долгим восхищенным взглядом. Румянец, вызванный огнем
очага, еще больше подчеркивал чистую белизну ее лица, все оно сияло
безмятежным спокойствием. Глядя на нее, Абай невольно улыбнулся и сам.
- И верно, что это я пристаю ко всем с погодой? - весело сказал он. -
Не лучше ли глядеть на тебя и забыть о ней? Какой бы унылой она ни была, в
нашей юрте сверкает свое солнце... Гляди, Ербол, как брызжет оно лучами! Ну
какая осень может омрачить его сиянье?
Все шумно рассмеялись, Айгерим еще больше покраснела; смущенно
прозвенел ее тихий смех, всегда напоминавший Абаю звон серебряного
колокольчика. Она повернулась к Злихе и сказала, чтобы та подала гостям
кумыс.
Служанка расстелила новую синюю скатерть, принесла большую миску и
серебряный черпак с позвякивающими на ручке кольцами. Густой осенний кумыс
наполнил желтые деревянные чашки.