"Маргарет Этвуд. Постижение" - читать интересную книгу автора

мадам. - Delicieux**.
______________
* Превосходный (франц.).
** Очень вкусный (франц.).

И сразу же испытываю сомнение: а вдруг the* женского рода?
______________
* Чай (франц.).

Мне вспомнилось, как мама беседовала с мадам, когда папа приезжал с
визитом к Полю. Папа с Полем где-нибудь во дворе разговаривали о лодках и
моторах, о лесных пожарах или о своей последней экспедиции, а мама и мадам в
доме сидели в качалках (у мамы за спиной подушечка с Ниагарским водопадом) и
изо всех сил пытались вести добрососедскую беседу. Из языка друг дружки они
знали каждая дай бог по пять слов, и, обменявшись вступительными
"бонжурами", обе сразу же бессознательно начинали повышать голос, как в
разговоре с глухими.
- Il fait beau!* - кричала наша мама, независимо от того, какая стояла
погода, а мадам, напряженно улыбаясь, отвечала:
______________
* Прекрасная погода! (франц.).

- Pardon? Il fait beau, il faut beau! Mais oui.*
______________
* Как вы сказали? Прекрасная погода, прекрасная погода! Да-да. (франц.)

Покивав и поулыбавшись, она умолкала, и обе сидели и лихорадочно думали,
что бы сказать дальше.
- Как ви поживает? - вопила мадам. А мама, разгадав ее вопрос,
отвечала:
- Хорошо, спасибо. - И сама спрашивала: - А ВЫ как поживаете, мадам?
Но мадам не умела ответить, и обе с улыбкой поглядывали исподтишка во
двор, дожидаясь, когда придут на помощь мужчины.
Отец в это время передавал Полю капусту или зеленую фасоль из нашего
огорода, а Поль отвечал помидорами и салатом из своего. Поскольку в обоих
огородах росло одно и то же, этот обмен носил характер чисто ритуальный;
когда он завершался, можно было считать, что визит официально окончен.
Мадам помешивает ложечкой чай и вздыхает. Она говорит что-то Полю, и
Поль объясняет:
- Твоя мать, она была хорошая женщина, мадам Говорит, как это грустно,
умерла совсем еще молодая.
- Да, - говорю я. Мама и мадам примерно одного возраста, а никто не
назовет мадам молодой; правда, мама не располнела, не то что мадам.
Я была у нее в больнице, куда она согласилась лечь, только когда уже не
могла ходить, так сказал мне доктор. Она, должно быть, долго скрывала боль,
обманывала отца, будто бы это ее обычная мигрень, ложь в ее духе. Она очень
не любила больницы и врачей. Верно, боялась, что они будут над ней
экспериментировать, продлевать ей жизнь с помощью тpyбок и игл, хотя сами
говорили, что положение безнадежно, это ведь мозг; и действительно, именно
так они с ней и поступили.