"Маргарет Этвуд. Постижение" - читать интересную книгу автора

- Ты как, в порядке? - спрашивает она.
- Конечно, в порядке, - отвечаю. Ее вопрос удивил меня.
- Мне очень жаль, что здесь никого не оказалось, - произносит она
похоронным голосом, округлив свои зеленые глаза, будто это ее горе, ее
крушение мира.
- Ничего, - утешаю я ее. - Пойдешь вот по этой дорожке, там в конце
увидишь. Расстояние порядочное. - Я смеюсь. - Смотри не заблудись.
Спускаюсь на мостки, зачерпываю миской воду и мою овощи. Внизу подо мною в
воде плывет пиявка - это хорошая, в красную крапинку, она колышется, будто
маленький вымпел на ветру. А есть плохие - желтые, в серых пятнах. Эти
нравственные различия ввел мой брат, одно время они его очень занимали.
Очевидно, под влиянием войны все у него делилось на хорошее и плохое.
Я жарю гамбургеры, мы ужинаем, и я мою посуду в щербатом тазу, а Анна
вытирает; тем временем уже совсем стемнело. Из ларя, что у стены, достаю
постели и стелю нам. Им Анна сама может постелить. Он, должно быть, спал в
большой комнате на кушетке.
Но они не привыкли укладываться с наступлением темноты, да и я тоже
отвыкла. Меня беспокоит, как бы им не было скучно без телевизора и прочих
развлечений; ищу, чем бы их занять. Под стопкой одеял нашлась коробка домино
и колода карт. На полках в обеих спальнях много книг в бумажных обложках,
главным образом детективы, чтиво для отдыха. Но есть и специальная
литература по дендрологии и разные справочники: "Съедобные растения и
побеги", "Насадка искусственных мушек", "Обычные грибы", "Как построить
бревенчатую хижину", "Полевой определитель птиц", "Ваша фотокамера"; он
верил, что, обзаведшись соответствующими наставлениями, можно любое дело
выполнить самому. А вот его уголок с серьезными книгами: английская Библия,
которую он ценил за литературные достоинства, полный Бернс, босуэлловская
"Жизнь Джонсона", "Времена года" Томпсона, избранные Голдсмит и Купер. Он
любил, как он их называл, рационалистов XVIII века, для него это были люди,
избежавшие разлагающего воздействия индустриальной революции и познавшие
тайну золотой середины, уравновешенной жизни. Он говорил, что все они
возделывали каждый свой огород. Я была потрясена, когда потом уже узнала -
собственно, это муж мне рассказал, - что Берне был алкоголик, Купер -
сумасшедший, доктор Джонсон страдал маниакально-депрессивным психозом, а
Голдсмит нищенствовал. С Томпсоном тоже, помнится, что-то оказалось не так,
он его называл "эскапистом". После этого я начала лучше к ним относиться,
они перестали быть идеальными.
- Сейчас зажгу лампу, - говорю я, - можно будет почитать.
Но Дэвид возражает:
- Да ну, охота была читать, это и в городе можно. Он крутит свой
транзистор, но ничего не может поймать, кроме гула и какого-то вытья,
накатывающего волнами, которое можно считать пением, да еще комариного
шепотка по-французски.
- Вот дерьмо, - говорит он. - Хотел послушать, какой счет.
Это он про бейсбол, он болельщик.
- Можно поиграть в бридж, - предлагаю я, но никто не хочет.
Немного погодя Дэвид говорит:
- Ну-с, деточки, пора достать нашу травку.
Он развязывает рюкзак и роется в глубине, а Анна сразу замечает;
- Глупо было туда прятать, станут искать, туда в первую очередь