"Маргарет Этвуд. Постижение" - читать интересную книгу автора

далее не было принятием решения - так заходишь в магазин и вдруг покупаешь
аквариум с золотыми рыбками или кактус в горшке, не потому, что тебе давно
хотелось, а потому, что видишь их перед собой на прилавке. Он мне нравится,
с ним мне приятнее, чем без него, но, конечно, лучше бы он значил для меня
хоть чуточку больше. Чего нет, того нет, но это меня огорчает. После своего
замужества я ни к кому не испытываю чувств, развод - это как
ампутация, остаешься в живых, но какой-то части тебя больше нет.
Лежу с открытыми глазами. Это была моя комната; Анна и Дэвид спят в
соседней, где карта, а здесь на стенах рисунки. Красотки в экзотических
нарядах, с выпуклыми челками на лбу, с оттопыренными красными губами и
торчащими щетинистыми ресницами, в десятилетнем возрасте я любила, чтобы все
было "шикарно", это была моя религия, и такие рисунки служили мне иконами.
Красотки стоят в напряженных позах, как на модных картинках, одна рука в
перчатке уперта в бок, одна нога выставлена вперед. Туфли с квадратными
задранными носами на прямых каблуках и платья без бретелек, с напуском, как
у Риты Хейворт, а юбки широкие, вроде балетных пачек, и на них пятна,
изображающие блестки. Я тогда не очень хорошо рисовала, пропорции не
соблюдены, шеи получились слишком короткие, а плечи несуразно широкие.
Должно быть, мне образцом служили продававшиеся в городе картонные
куклы-кинозвезды - Джейн Пауэлс, Эстер Уильяме, - на их плоских телах были
нарисованы купальнички, и надо еще было вырезать ножницами по чертежам
богатый гардероб; вечерние туалеты, кружевные рубашечки. Ими владели и
распоряжались девочки в белых блузках и серых джемперах, с косичками вокруг
головы под розовыми беретами, - приносили их в школу и на переменах
выставляли в ряд, голых, картонных, на ледяном ветру, прислонив к
обшарпанной кирпичной стене, ногами прямо в снег, сочиняли для них балы и
званые вечера, праздники и всевозможные торжества с бесконечными
переодеваниями, - рабы удовольствий.
Под картинками на стене за кроватью висит на гвозде какая-то куртка из
серой кожи. Старая куртка, кожа потрескалась и лупится. Я смотрю на нее и
постепенно узнаю: это мамина, когда-то она носила ее и держала в карманах
подсолнечные семечки. Я думала, она ее давно выкинула; ей здесь не место, он
Должен был куда-нибудь ее деть после похорон. Одежду умерших надо сжигать
вместе с их телами.
Поворачиваюсь на бок и отпихиваю Джо к стене, чтобы было место поджать
колени.
Всплываю снова, немного погодя. Джо уже не спит, он откинул с головы
одеяло.
- Ты опять разговаривал во сне, - говорю я ему. Иногда мне кажется, что
он больше разговаривает во сне, чем наяву.
Он невразумительно рычит:
- Есть хочется. - Потом, помолчав: - Что я говорил?
- Что всегда. Спрашивал, где ты и кто я. Интересно было бы услышать,
что ему снилось;
раньше мне тоже снились сны, но больше не снятся,
- Вот скучища, - говорит он. - И все?
Я откидываю одеяло и спускаю ноги на пол, тоже своего рода подвиг:
здесь даже в разгар лета ночи холодные. Спешу одеться как можно скорее и
выхожу растапливать печь. В большой комнате перед кривым пожелтевшим
зеркалом босая, в нейлоновой ночной рубашке стоит Анна. Рядом на кухонном