"Маргарет Этвуд. Постижение" - читать интересную книгу автора

не будут больше никогда, их убивают, как только они обретают ценность,
большие деревья теперь редкость, вроде китов.
Лес становится гуще, ищу глазами зарубки на стволах; они еще видны,
хотя прошло четырнадцать лет; вокруг ран образовались наплывы древесины, это
шрамы.
Начинается подъем; и снова меня настигает мой муж, он специалист по
таким мимолетным появлениям, воспоминаниям в рамочке. Четкий и ясный образ
на фоне белой стены. Он выводит на ней свои инициалы с изящными росчерками,
показывает мне, как это делается, шрифты - один из предметов, которые он
преподавал. Там есть и другие вензеля, но его самый крупный, он оставляет
свою мету. Когда и где это было, точно не помню; в большом городе, до нашей
женитьбы; я стою рядом, прислонясь к стене, и любуюсь тем, как зимнее солнце
высветило его скулу и чеканный профиль, благородный, орлиный, будто на
римской монете, тогда еще все, что он ни делал, было совершенством. Рука в
кожаной перчатке. Он говорил, что любит меня, магическое слово, которое
должно было освятить все вокруг; никогда больше этому слову не поверю.
Горечь, с какой я о нем вспоминаю, удивляет меня; "виноватой стороной"
ведь была я, это я от него ушла, он мне ничего не сделал. Он хотел ребенка,
это нормально, хотел, чтобы мы были мужем и женой.
Утром, когда мы мыли посуду, я решила справиться у Анны. Она вытирала
тарелки и напевала обрывки из рок-песенки "Целые горы сластей".
- Как вам это удается? - спросила я.
Она перестала петь.
- Что именно?
- Жить вместе. Оставаться в браке.
Она взглянула на меня быстро, словно бы с подозрением.
- Мы рассказываем друг другу анекдоты.
- Нет, правда, - не отставала я. Если есть какой-то особый секрет, я
хотела его узнать.
И тогда она мне много чего наговорила, вернее, не мне, а в невидимый
микрофон, словно бы подвешенный у нее над головой; люди, когда дают советы,
начинают говорить эдакими особенными радиоголосами. Она сказала, что нужна
безоглядность, эмоциональный контакт, это все равно как летишь с горы на
лыжах, наперед не знаешь, что тебя ждет, просто отпускаешь - и вниз очертя
голову. Что отпускаешь-то? - хотелось мне у нее спросить, я ее слова
примеряла на себя. Может, у меня потому и не вышло ничего, я не знала, что
именно надо отпустить. Для меня это было скорее не спуск с горы, а прыжок с
обрыва. Именно такое было у меня чувство все время, пока я была замужем, -
будто я в воздухе, и лечу вниз, и меня ждет удар о землю.
- А у тебя как было? Почему не получилось? - спросила Анна.
- Не знаю, - сказала я, - наверно, слишком молода была.
Она сочувственно кивнула.
- Повезло еще, что детей нет.
- Да, - согласилась я. Сама она бездетная, иначе бы она так не сказала.
Я не рассказывала ей о малыше, я и Джо не рассказывала, незачем.
Самостоятельно он не догадается - ни в столе, ни в бумажнике у меня нет
фотографий, где дитя изображено в кроватке, или на фоне окна, или за
прутиками манежа, так что Джо не сможет на них случайно наткнуться, чтобы
потом изображать удивление, недовольство или печаль. Я должна жить так, как
будто бы его нет, потому что для меня он и не существует, его отняли у меня,