"Маргарет Этвуд. Постижение" - читать интересную книгу автора

превратиться, ведь он в жизни никогда не ходил к обедне. Les maudits
anglais, "проклятые англичане", это для них не просто слова, они всерьез
считают, что мы прокляты в буквальном смысле слова. В этом сборнике, "Сказки
Квебека", непременно должна быть сказка про волка-оборотня; наверное, и
была, да только мистер Персиваль выбросил; чересчур груба на его вкус. Но
бывают и сказки другого рода, где все наоборот, животные - на самом деле
люди, они скидывают с себя шкуры, им это ничего не стоит, все равно как
снять одежду.
Я вспоминаю волосы на спине у Джо, атавизм, вроде аппендикса или
пальцев на ноге; скоро мы эволюционируем до полной безволосости. Но мне,
например, нравится эта растительность, и крупные зубы, и массивные плечи, и
неожиданно узкие бедра, и ладони, чье прикосновение я и сейчас ощущаю на
своей коже, огрубевшие, шершавые от глины. Все его достоинства, в моих
глазах, - физические; прочее мне неведомо, или неприятно, или смешно. Не
особенно мне по вкусу его характер, постоянные переходы от язвительности к
унынию, и его горшки-переростки, которые он так ловко формует на гончарном
кругу, а потом уродует и калечит - дырявит, душит за горло, взрезает брюхо,
Несправедливо с моей стороны: он никогда не пользуется ножом, только руками,
и часто ограничивается тем, что просто перегибает несчастные горошки
пополам; но мне они все равно кажутся какими-то отвратительными мутантами. И
не мне одной они не нравятся: честолюбивые домохозяйки, которым он два
вечера в неделю преподает лепку и керамику, предпочитают делать не горшки, а
пепельницы и декоративные тарелки с веселенькими ромашками, и в тех немногих
художественных магазинах, где их берут и выставляют для продажи, на них
почти не находится покупателей. Вот они и скапливаются в нашей и без того
набитой квартире, похожие на осколки воспоминаний или на убиенных младенцев,
В них даже цветы не поставишь - вода вытечет из прорех. Их единственное
назначение - поддерживать молчаливую претензию Джо на высокое и серьезное
искусство, не то что мои рисуночки; всякий раз как я продаю плакат или
получаю заказ, он калечит новый горшок.
Третью принцессу я хотела изобразить легко бегущей по лугу, но бумага
промокла, принцесса выходит у меня из подчинения и обзаводится колоссальным
задом; пытаюсь спасти дело и превратить зад в турнюр, но получается
неубедительно. Я сдаюсь и начинаю рисовать что придется; у принцессы
появляются клыки, усы, вокруг - хоровод: луны, рыбы, волк, холка дыбом, зубы
оскалены, но и он не получился, похож скорее на разъевшегося колли. Что же
еще можно изобразить, если не принцесс, чем соблазнить родителей, покупающих
своим детям книжки? Человекообразных медведей, говорящих поросят, маленький
пыхтящий протестантский паровозик, который преодолевает подъем и приходит к
цели?
Пожалуй, мне не только тело его нравится, но еще и то, что он
неудачник; в неудаче есть своя чистота.
Комкаю третью принцессу, выливаю воду от красок в помойное ведро и
вытираю кисти. Смотрю в окно: Дэвид и Джо все еще на озере, но как будто
плывут к берегу, Анна с полотенцем через руку поднимается по ступенькам от
воды. На мгновение она появляется передо мной, разделенная на ячейки
сетчатой дверью, и вот она уже вошла.
- Привет, - говорит она. - Как успехи?
- Неважные, - отвечаю.
Она подходит к столу и разглаживает моих скомканных принцесс.