"Маргарет Этвуд. Постижение" - читать интересную книгу автора

детишек, играющих в жидкой грязи, которая здесь заменяет травку; почти все в
одежде на вырост и от этого кажутся недомерками.
- Видно, здесь мужья в постели ретивы, - говорит Анна. - Католические
нравы. - А потом добавляет: - Ужас, что я говорю, да?
Дэвид произносит:
- Здоровый свободный дух Севера.
За последними домами двое темнолицых детей постарше протягивают
навстречу машине жестяные кружки. С малиной, должно быть.
Вот и бензоколонка, где женщина из магазина велела свернуть влево.
Дэвид радостно стонет:
- М-м-м, Бог ты мой, вы только посмотрите!
И все второпях вываливаются из машины, словно дивный сюжет ускользнет,
если промедлить хоть долю секунды. На этот раз их привлекли три лося на
постаменте рядом с бензоколонкой; чучела одеты в человеческую одежду и
установлены стоймя, на задних ногах: папаша-лось в короткой шинели, с
трубкой в зубах, мамаша-лосиха в пестром платье и в шляпе с цветами и
лосенок-мальчик в шортиках, полосатом джемпере и спортивной шапочке, держит
американский флаг.
Мы с Анной выходим следом. Я подхожу к Дэвиду и говорю:
- А бензин тебе разве не нужен?
Потому что неудобно снимать лосей и ничего не купить, они, как и теплые
туалеты, установлены здесь для того, чтобы привлекать покупателей.
- Ой, взгляните-ка, - говорит Анна и прижимает ладонь к губам. - Вон
еще один, на крыше.
Там и вправду стоит девочка-лосенок в оборчатой юбочке и белокуром
парике с косичкой, в правом копытце у нее красный зонтик от солнца. Сняли и
ее. За прозрачной стеной заправочной станции хозяин в нижней рубахе
неприветливо смотрит на нас сквозь пыльное стекло.
Когда мы снова усаживаемся в машину, я говорю, оправдываясь:
- Тогда их здесь не было.
Должно быть, голос мой звучит странно, потому что Анна оборачивается и
спрашивает:
- Когда это - тогда?
Новая дорога - гудронированное шоссе, в два полотна, с полосой
посредине. Вдоль него уже выросли обычные вехи: несколько рекламных щитов,
придорожное распятие - деревянный Христос с торчащими ребрами, чужое
божество, непостижимое для меня, как и прежде. У его подножия - в стеклянных
банках цветы: ромашки, красная ястребинка и белые сухие бессмертники,
индейские букетики по-нашему, верно, тут произошла автомобильная катастрофа.
По временам шоссе пересекает старую дорогу, она была грунтовая, вся в ухабах
и рытвинах, проложенная так, как велел рельеф: с подъемами и спусками, в
обход каменных глыб и скалистых круч; они ездили на полной скорости, их отец
знал наизусть каждый поворот и мог, как он говорил, вести машину с закрытыми
глазами - что он, похоже, нередко и делал, со скрежетом проносясь мимо
указателей, гласивших: petite vitesse*, спрямляя петли серпантина, выныривая
из-под скалистых обрывов gardez le droit**, беспрерывно сигналя; остальные
цеплялись за стенки машины и чувствовали приближающуюся дурноту, несмотря на
спасительные таблетки, которые давала перед выездом мама, и в конце кондов
их, обессиленных, рвало у обочины, на голубенькие полевые астры и розовые
огневки, если он успевал остановиться, или же через боковое окно, если не