"Мигель Анхель Астуриас. Синьор президент" - читать интересную книгу автора

человека, поверяющего государственную тайну: - Генерал Эусебио Каналес и
лиценциат Абель Карвахаль...
- А тебе разрешили рассказывать-то?
- Сегодня приказ вышел об их, значит, аресте, так что можно...
- Ну и дела!... - Родас немного успокоился. - Говорят, полковник тот на
лету муху сбивал, никому спуску не давал, а вот - голыми руками взяли.
Задушили, как курицу! Всегда в жизни так - главное, чтоб решиться. Ученые,
видать, люди!
Васкес глотнул агуардиенте и позвал хозяина:
- Еще две стопочки, дон Лучо!
Дон Лучо наполнил две стоики, сверкая черными шелковыми подтяжками.
- Ну, еще по одной! - крикнул Васкес, сплюнул и про цедил сквозь
зубы: - Сам знаешь, не могу полную стоику видеть. А не знаешь - так знай.
Твое здоровье!
Родас стряхнул рассеянность и поспешил чокнуться. И, ставя на стол
пустую стоику, воскликнул:
- Дураки будут эти самые убийцы, если обратно к Порталу придут!
- А кто тебе сказал, что они придут?
- Чего?
- Га... вот чего! Ха-ха-ха! Смех, ей-богу!
- Брось ты! Я что говорю? Если известно у вас, кто его тюкнул, нечего
их на площади дожидаться. Так они тебе и придут! Не иначе, ради турков ты
все у Портала шляешься! А?
- Не знаешь, не говори!
- А ты не заливай! Дурака нашел!
- Что тайная полиция у Портала ходит, совсем это не к тому убийству, и
не твое собачье дело...
- Может, не собачье, а мое!...
- Да брось, я серьезно говорю! О том убийстве и разговору пет. Ей-богу!
Ввек тебе не додуматься, кого мы там сторожим! Мы одного дурачка дожидаемся.
- Будет врать-то!
- Помнишь, немой одни все бегал, ему еще "мама" кричали? Длинный такой,
тощий, ноги кривые... Помнишь, а? Ну, как же! Вот его самого и ждем, три дня
как сбежал...
И Васкес положил руку на револьвер.
- Брось, не смеши!
- Да какой тут смех! Верно говорю, ей-богу, верно! Сколько народу
перекусал! Доктора и прописали - порцию, значит, свинца!
- Ты мне зубы не заговаривай! Убийц этих самых полиция твоя дожидается,
которые полковнику шею свернули, вот кого!
- Ой, господи! Заладил! Немого ждем, понял? Дурачка немого, сколько
тебе говорить?

Стоны Пелеле червем извивались по улице. Он волочил изболевшееся тело -
то на руках, отталкиваясь носком здоровой ноги, животом по камням, то на
бедре, упираясь локтем и поджимая ногу. Наконец показалась площадь. Не
коршуны ли шуршат на деревьях парка, иссеченных ветром? Пелеле стало
страшно, он долго лежал без сознания; невыносимая жажда обжигала язык,
сухой, пересохший, распухший, как мертвая рыба, п холодели мокрые ляжки, как
половинки ножниц. Со ступеньки на ступеньку взбирался он, со ступеньки на